Беспредел (сборник)
Шрифт:
– Твою ж бога душу, Валера, какого хера, а?
Брат стоял в чем мать родила посреди ванной и сосредоточенно размазывал по груди нечто, похожее на шоколад, но запах выдавал в вязкой дряни иное.
– Это фиаско, братан!
И снова банные процедуры, растертая до красноты кожа, и снова Лерик жался в угол, как побитый щенок, защищая руками самые изгвазданные места.
Убедившись, что брат более-менее чист, Миха повторно запер его в ванной, предварительно набрав пару ведер воды – чтоб не мотаться. Фронт работ представлялся циклопически-огромным: горы мусора, заляпанная до состояния камуфляжной расцветки кухня, испоганенные обои; мебель, покрытая засохшими пятнами жира, и мухи-мухи-мухи. Их мельтешение было столь вездесущим, что казалось, будто Миха попал в старое зернистое кино. И повсюду его сопровождали щелчки – то ли трещали половицы, то ли в кулер компьютера что-то забилось, то ли дурачился Лерик. Миха попробовал
Вонь в квартире требовала перво-наперво заняться мусорными кучами на полу, но Миха все же, пересилив себя, обратился к мусору другого рода – если у Валерика на компе осталось какое-нибудь нелегальное дерьмо, то от него желательно избавиться как можно скорее – в случае чего разбираться не будут, и новая ходка не заставит себя долго ждать. Миха нетерпеливо поелозил мышью, пробуждая технику ото сна. Зажегся монитор – на нем, как на сетчатке мертвеца, застыло изображение мужика, совокупляющего несчастную дворнягу.
– Пиздец.
Все файлы обнаружились на рабочем столе и в папке «загрузки». Открывая видео одно за другим, Миха, не вглядываясь, тут же закрывал его и безжалостно вдавливал кнопку delete. С каждым последующим роликом он преисполнялся мрачной решимости: им с братцем предстоял очень серьезный разговор и, похоже, не менее серьезное лечение. Чего только не было: казни мексиканских картелей, записи изнасилований, копрофилия, некрофилия. От видео с мальчонкой лет семи Миху опять затошнило. Все это за версту пахло Кирей; он почти увидел этого бледного лопоухого ублюдка, его наглую ухмылку и беспрестанно щелкающие четки в руках. Перед тем как Миха отправился на зону, Валерка клятвенно пообещал, что и словом не перекинется с другом детства. Судя по всему, обещание он не сдержал. Миха, поколебавшись, открыл Валеркину «Телегу» и безошибочно ткнул на желтую аватарку в виде ехидного колобка. Конечно же, переписка не прекратилась. Последнее сообщение пришло месяца два назад – видео под живописным названием «БАМЖИ УБИВАЮТ И ЕДЯТ КОШКУ ЖЕСТЬ!!!!» Та-а-ак…
Миха принялся прокручивать переписку, чувствуя, как волосы на затылке встают дыбом. Разнообразные мерзкие картинки и видео вроде «пацан ебет поролизованую мать» и «сикарио казнят полицию 18+», «нелигальный аборт малалетке», а также кадры расчлененки, гниющих ран, инвалидов в женском белье перемежались еще более гадкими сообщениями: «измажся дерьмом», «поймай какоенить животное», «снюхай свою перхать» и самое жуткое своей размытостью «на детской площадке их всегда полно». Миха в прострации прокрутил переписку почти на четыре года назад. Голосовые он пропускал – слышать гнусавый Кирин голос было выше его сил.
Вот и оно, сообщение, отправленное Валеркой под Михиным надзором – «Кирь, я слезаю с темы, извини». Миха тогда так и не узнал, что ответил друг Лерика, зато мог узнать сейчас. Частокол голосового сообщения походил на ряды неровно торчащих зубов. С неохотой Миха кликнул на голосовуху, и тут же колонки разразились гнусавым поросячьим визгом:
«Слышь, мудак, ты в край берега попутал? Ты меня через хуй кинуть решил? Рили? Ты, блядь, забыл, кто я такой? Ты реально думаешь, что можешь вот так соскочить? Ты, мразь, у меня говном умоешься!»
Следом шло короткое сообщение: «Думаешь выйдешь чистеньким? Хуй! Зацени видос!»
Черный квадрат с белым треугольником кнопки play ничего хорошего не предвещал. Название видео состояло из нечитабельных кракозябр. Вот, значит, как Киря превратился в Валеркиного кукловода; вот почему отдавал ему приказы в худших традициях снафф-шоу из даркнета: Киря его шантажировал, угрожал опубликовать на Валерку какой-то компромат. С тяжелым сердцем Миха нажал на кнопку воспроизведения.
Экран почернел, зазернился, а спустя секунду показал темную комнату. Холодным потом прошибло узнавание – это была их квартира. Вернее, комната Валерки, в которой сейчас сидел Миха. Вот только вместо шкафа, двери и противоположной стены в бесконечность утекал длинный, покрытый кафелем и ярко освещенный коридор. С потолка тут и там на цепях свисало что-то бледно-синюшное, такое холодное, что даже на зернистом видео удавалось заметить морозный парок. Там, в дальнем конце коридора, что-то зашевелилось. Нечто тощее, паукообразное медленно, нарочито лениво разворачивалось, выпрастывало конечности, будто потягиваясь. Выросло ввысь и также медленно поплелось по коридору, задевая эти бледные и синюшные – теперь Миха видел – освежеванные туши. Их равномерное покачивание гипнотизировало, притягивало взгляд. Миха и сам не заметил, как оказался так близко у монитора, что клавиатура уперлась в ребра, а одежда прилипла к жирным пятнам на столе. Туши после прикосновения тени принимались шевелиться, беспомощно дергали обрубленными конечностями, разевали пасти. Нет, не пасти – рты. Одна из ближайших туш обернулась к экрану, вывернув шею под немыслимым углом, и стало ясно,
Это было страшно. Хотелось отвернуться, закрыть глаза, вырубить этот кошмар, но под гипнозом мерно раскачивающихся туш и плывущей меж ними тени он не мог оторвать прилипших пальцев от столешницы – мог только смотреть. И вот туши остались позади. Из коридора тень шагнула в комнату – в ту самую, где сейчас был Миха! Черные сальные патлы волочились по полу, загораживали лицо, укрывали жуткую фигуру, пока та не спеша, почти жеманно подбиралась к экрану с той стороны. Раздалось шипение – будто кто-то с силой втягивал ноздрями воздух. Впервые с начала видео Миха понял, что все это время смотрел на экран в абсолютной тишине – утихло и мушиное жужжание, и странные щелчки. И этот звук вырвал его из оцепенения – надо что-то делать, что-то предпринять, прежде чем это создание приблизит к экрану то, что скрыто волосами, посмотрит Михе в глаза и, что хуже – заставит взглянуть в свои. Он уже нашаривал пальцами кнопки «альт» и «эф-четыре», когда заметил малюсенький огонек в сантиметре над монитором. Ехидно помаргивала желтым светодиодом вебка, сигнализируя о передаче видеосигнала… куда-то туда, в коридор с подвешенными человеческими тушами и тощей тварью, обитающей среди них. Не найдя нужных клавиш на засранной клавиатуре, Миха торопливо «закрыл» монитор, просто опрокинув его прямо на стол. Но за секунду до того, как экран грохнул о столешницу, из монитора высунулся палец – самый настоящий и очень длинный, с таким количеством фаланг, что им можно было бы прочищать коленца водосточной трубы. Этот палец осторожно, почти нежно чиркнул ногтем по Михиному запястью, а из-под монитора сладострастно прошелестело:
– Ап-петит-ный…
Нога сама собой долбанула по передней стенке системного блока. Большой палец безошибочно попал в круглую кнопку выключения. Шум кулеров постепенно затихал, а Миха уже свалился на пол, жадно глотая воздух.
Что это было, твою мать? Гипноз? Галлюцинация? Хитрая оптическая иллюзия вкупе с этими, как их, низкочастотными волнами? Все теории терпели крах – на запястье алел кровоточащий полумесяц от чужого – и чуждого всему человеческому! – ногтя. Миха машинально присосался губами к царапине. Кровь почему-то оказалась не соленой, а горькой; засела гадким послевкусием на небе. В ушах звенело эхо: «Аппетитный-титный-тный…» Он готов был поклясться, что в тот момент, когда прозвучал этот голос, звук доносился не из колонок, а откуда-то из-за спины или, хуже того – из глубин его собственной черепной коробки.
Миха провалялся на грязном полу не меньше десяти минут. Наконец, когда накатывающие мысли – одна бредовее другой – наполнили мозг хаотичным броуновским движением, он вскочил на ноги. Тело требовало активности; нужно было отвлечься, занять себя чем-то. Он кипел жаждой деятельности. Так всегда бывало, когда в жизни что-то шло наперекосяк: если получал двойку – мыл посуду; когда впервые бросила девушка, Миха засел за учебники и закрыл год без троек; когда мать запила – стал чуть ли ни ежедневно убирать в квартире, чтобы блестели полы, по которым потом ползала опустившаяся родительница. Миха «чинил» реальность, останавливал энтропию. Ему казалось, что делая правильные вещи – убирая, отмывая, чиня, приводя в порядок, – постепенно возвращаешь к норме и окружающую действительность. Когда полиция пришла с обыском, Миха принялся было складывать наваленную на стул одежду, чем заслужил еще больше подозрений. Даже когда из туалетного бачка извлекли пузатый белый пакет, похожий на распухшего утопленника, первым порывом было отвергнуть, стряхнуть эту чужую грязь. Но он сказал: «Да. Мое». Валерик, как и было оговорено, смолчал.
Так сработал его мозг и в этот раз. Чтобы привести в порядок мир, нужно привести в порядок квартиру, и тогда вернется разум к Валерке, исчезнет с винта невозможное жуткое видео, заживет полумесяц на запястье.
На вынос всего мусора ушло ходок шесть. Уборка в одном только коридоре заняла часа два, не меньше. Встревоженные тараканы разбегались по углам и заползали под плинтуса, шевеля усами – будто бы грозя, мол, мы еще вернемся. Полностью избавиться от мух так и не удалось – распахнув все окна настежь, Миха гонялся за ними по квартире как сумасшедший, но те лишь лениво уворачивались, слишком перекормленные, чтобы покидать обетованный мушиный рай. Чего только ни нашлось в грудах мусора – использованная туалетная бумага, недоеденные полуфабрикаты, высохшие земляные комья – с корешками и дохлыми червями. Даже крысиный трупик – плоский и мумифицированный. Пару раз Миха все же проблевался, как ни сдерживался, чтобы не прибавлять себе работы – первый раз злополучным беляшом, второй – тягучей желчью. Во рту оставался горький железистый привкус. А еще, как назло, на небе что-то вскочило, и Миха не мог перестать трогать этот бугорок языком.