Беспредел (Современные криминальные истории)

Самолет наш шел на север, из Москвы в Воркуту, с промежуточной посадкой в Сыктывкаре, рейс осуществлял не Аэрофлот — привычный, родной, расхристанный, о котором раньше говорили с грустной улыбкой: «Где начинается Аэрофлот, там кончается порядок», а «Трансаэро» — вежливая новая компания с симпатичными стюардессами и предупредительным экипажем. М-да, в «Трансаэро» вряд ли увидишь древнюю бабулю-стюардессу с кривыми

волосатыми ногами и лицом Бабы Яги, страдающую несварением желудка, — в «Трансаэро» девочки на подбор. И на них тут же сделали стойку «быки» — племенные представители «новых русских», необъятных размеров молодые люди в красных пиджаках, в шелковых рубашках, при ярких галстуках, с налитыми кровью коровьими шеями, не считающие за деньги пачку долларов, перетянутую для удобства резинкой.

Глядя на них, никогда не подумаешь, что Воркута голодает, из-под земли вылезают синюшные доходяги-шахтеры, по нескольку месяцев не получающие зарплаты, что забастовки не прекращаются ни на минуту, перерастая одна в другую. В самолете летели люди, по чьим сытым лицам было видно, что чем хуже вокруг — тем им лучше. Воркутинцы, кстати, заметно отличаются от сыктывкарцев — тоже, кстати бизнесменов, — пассажиры, следовавшие до Сыктывкара, были более скромными, хотя и среди них были «крутые», имеющие солидные инвалютные счета в банках. Просто мозгов, видать, у них было побольше да сознания того, что богатый человек не должен демонстративно, привлекая к себе внимание окружающих, ковырять хрустящей стодолларовой купюрой в зубах, как это делали воркутинцы… И в туалет с долларовыми банкнотами не ходили — пипифакс, туалетная бумага, которая там имелась, не того, дескать, качества, что доллары.

На чем эти воркутинские богатеи разжирели? На шахтерской нужде? Захотелось узнать их поближе: чем живут, чем они дышат, что в городе их происходит? И все ли так гладко в жизни этих «быков» и тех, кто к ним стремится?

От Сыктывкара до Воркуты лететь примерно столько же, сколько от Москвы до Сыктывкара. И все на север, на север…

А чем севернее, тем, говорят, и законы жизненные жестче, и люди неприветливее, лишней копейкой вряд ли когда поделятся — не в пример показушникам-«быкам». Хотя я о Севере знаю другое — и сам там бывал не раз, и по происхождению я человек северный.

О том, что там происходит, судите сами.

Жили в Воркуте молодые люди, которые очень хотели стать богатыми такими, как самолетные «быки», летающие в столицу попить холодного фирменного пивка в валютном баре. Руководил ими человек жесткий, восточный, из тех, кто муху мимо себе не пропустит — заметит, просчитает и ее полет, и то, куда она сядет, — Кадыр Липатов.

Под началом у Липатова находились двое — Виталий Сазыкин и Олег Орлов — оба неработающие, с образованием не ахти каким — окончили по восемь классов, но с жизненными планами, превосходящими этот образовательный уровень. Липатов держал их в железной узде и говорил совершенно откровенно:

— Что скажу этим скотам — то и сделают.

Вообще характер Липатова был кремень, недаром он считал себя потомком Тамерлана. Говорят, он доставал своим подопечным наркотики, хотя сам не баловался, тем и держал их, но это только говорят, в следственном деле документов я не видел. Видел другое: там черным по белому было написано, что Сазыкин, например, наркоман.

Троица эта желала денег, много денег и мечтала взять какой-нибудь банк со всеми его сейфами и несгораемыми шкафами. Но чтобы охраны там было сгорбленный сивый дедок с трухлявой дубинкой и больше никого и ничего, но такие банки что-то ни в Воркуте, ни в Сыктывкаре, ни тем более в Москве не встречались, поэтому надо было искать другое. И Кадыр Липатов искал. И нашел в одной воркутинской семье…

Семья эта была очень уважаемая в городе. Глава ее Виктор Шубин работал начальником участка на шахте. Это был добродушный и крепкий человек, много лет отдавший угольной Воркуте и собиравшийся теперь распрощаться с Севером — продать имущество и двигаться на юг, в Ростов, к родичам, в их благословенные края, — он этим уже и занимался.

Липатов был знаком с сыном Виктора Шубина — Сергеем: жили-то на одной улице. Собственно, в Воркуте вообще все знают друг друга — город не очень большой, все на виду. Поэтому не будет ничего удивительного в том, если в квартире Шубиных вдруг раздастся звонок в дверь, Сергей спросит: «Кто?», а Липатов ответит: «Это я, Кадыр», — и Сергей Шубин откроет дверь. На этом Кадыр Липатов и строил свой расчет.

Кадыр знал: Шубин, заслуженный шахтер, получил новую машину, но брать ее не стал, продал талон на право приобретения и перевел деньги в доллары на новом месте «зелень» была нужна для обустройства; знал и второе: сын Шубина, Сергей, собирался жениться, а любая свадьба ныне, даже самая плохонькая, требует больших денег, значит, и на это отложены доллары…

Если же Сергей что-то заподозрит и не откроет дверь, Кадыр воспользуется запасным вариантом. У Кадыра имелась милицейская форма, и это упрощало задачу: милицейской форме в России привыкли верить. Он позвонит в дверь, с ним будут двое понятых — их роль сыграют Сазыкин и Орлов — все чин чином, комар носа не подточит. Серега Шубин его в форменной одежде не узнает. Да, это настоящий волшебный ключик — милицейская форма.

Кстати, потом, когда раскручивали это дело, следователи разрабатывали и так называемый краснодарский вариант: там ряд преступлений был совершен именно по этому сценарию — к жертве приходил сотрудник милиции, а с ним двое понятых — якобы для обыска, дальше все было делом техники.

Но это — вариант номер два, а вариант номер один — обычный, бытовой: «Сережа, открой дверь на минутку. Это я, Кадыр!».

Мартовским днем, когда в Воркуте началась сильная пурга, Липатов взял с собой нож, веревку, пластилин и замазку, Сазыкин, в изрядном поддатии после стакана спирта, — топор, Орлов же ничего брать не стал, заявив, что у него кулак посильнее любого топора, и где-то около тринадцати ноль-ноль собрались в Воргашоре — воркутинском районе, где располагалась улица Энтузиастов. Здесь, в доме номер двадцать, жили Шубины.

Пурга усиливалась, в ней все смешалось, дома, кажется, опрокидывались навзничь, снег мертво забивал ноздри, глаза, уши, сделалось трудно дышать, в пяти шагах ничего не разглядеть — и если бы они были не в городе, а в тундре, то запросто бы потеряли друг друга. И, случается, люди теряются. Теряются навсегда. Очень часто бывает, что не хватает им каких-то пяти шагов для спасения: пяти шагов не доходят до цели, до теплого помещения, до заветной двери в дом и остаются лежать в снегу.

Поэтому налетчики на всякий случай держались кучно, подстраховывали друг друга.

Поднялись на третий этаж, на площадке отдышались. Липатов внимательно осмотрел своих спутников:

— Ну что, готовы?

— Г-готовы, — едва удерживая в себе выскакивающее наружу сердце и пьяно дыша, проговорил Сазыкин.

Липатов жестко глянул на него:

— А тебе пить надо прекращать. А это самое — особенно, — он выразительно помял пальцами воздух, — что травкой называется.

Полупьяный Сазыкин, несмотря на оскорбительный тон Кадыра, поедал его преданными глазами.

— Тогда — вперед! — Липатов позвонил в дверь.