Бессердечное богатство
Шрифт:
— Все гораздо сложнее, — тихо произнес он. — Немного истории. Философия изучает, что действительно является важным, основываясь на знаниях, реальностях самого существования. Она рассматривает такие вопросы — откуда мы знаем то, что мы знаем, существует ли Бог или нет, есть ли у нас свобода воли, что правильно и неправильно в поведение и т. д. Последнее уже относится к этическим нормам.
— Кто же знал, что сегодня у меня будет урок философии? — Со смехом произнесла я.
— Я могу ничего не объяснять, — заявил он, пожав плечами.
— Нет, продолжай.
— Да. Теория этики, с которой я больше всего согласен, принадлежит Аристотелю.
— Отсюда и имя твоей собаки.
— Точно. Как я уже упоминал на яхте Льюиса, по понятиям Аристотеля каждый хочет достичь эвдемонии — высшего состояния счастья. И путь к этому счастью происходит за счет создания хороших привычек... по существу.
— Полагаю, это как-то связано с сексом. — Я наклонила голову и ухмыльнулась.
Пенн приподнял бровь.
— Ну, общая теория секса — это стандартная точка зрения общественности. Секс — нормален между двумя людьми в серьезных отношениях, предпочтительно в браке, с целью продолжения рода.
Я готова была закатить глаза.
— Мне кажется, это слегка устаревшее понятие.
— Да? — спокойно спросил он. — Думаю, что большинство людей скажут, что ожидание секса — это более разумный и безопасный выбор.
— Да, и те же самые люди занимаются сексом до брака, — заметила я. — Сомневаюсь, что кто-то занимается сексом только лишь для того, чтобы завести детей.
— Точно. Не думаю, что люди исключительно придерживаются стандартной точки зрения, но она является парадигмой. Лучшее уменьшает риски, связанные с сексом.
— Я собираюсь рискнуть, сказав, что ты не готов подписаться под общественной, стандартной точкой зрения, — нахально заявила я.
— Я нет.
— Я потрясена.
— Мне нравится секс, — откровенно заявил он. — Большинство людей наслаждаются сексом. Это удовольствие уже само по себе для гораздо большего, чем продолжение рода. И в основе моего исследования лежит развенчать стандартную точку зрения, основываясь на аристотелевской этике. Это оказалось непросто.
— Я и представить себе не могла, что ты занимаешься такими вопросами. И «развенчать» — звучит как преуменьшение. Ты пытаешься опровергнуть постулат нашей культуры.
— Ну, в философии мы пытаемся объяснить существование Бога и причину нашего существования. Надеюсь, что смогу объяснить, почему секс ради удовольствия приносит нам огромное счастье.
Я рассмеялась и кивнула.
— Справедливо.
Я снова откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на него. Я совсем не разбиралась в философии. Но могла бы слушать его рассуждения всю ночь. Меня влекла к нему страсть и любовь, с которой он занимался своими исследованиями. Мне казалось интересным то, что он рассказывал мне в Париже, и именно это оказалось правдой. Он хотел сбежать от своей семьи и стать кем-то другим. Он хотел стать профессором и изучать философию. И шесть лет спустя он уже стал профессором, писал книгу, хотя может тогда все это мне и казалось чушью.
— Ты говорил правду в Париже, — мягко сказала я.
— Обо всем, что для меня тогда имело значение.
— Хм, — произнесла я, поднимаясь на ноги и подходя к нему. Я забрала у него из рук стакан с бурбоном. Он удивленно смотрел на меня, когда я выпила содержимое его стакана. — Никогда бы не подумала.
— Разочарована?
Я отрицательно покачала головой.
— Если я смогла измениться за шесть лет, думаю, что ты тоже мог бы изменится.
— Думаешь, что мог бы?
— Для меня это пока спорный вопрос.
— Справедливо.
Я подняла пустой его стакан.
— Хочешь еще?
— Могу налить.
— Да, но я спросила первая.
— Ты нальешь себе или продолжишь пить из моего?
— Это тоже спорный вопрос.
— Тогда налей двойную порцию, — сказал он с легкой улыбкой.
— Будь осторожен, Кенсингтон. По твоей теории, путь к эйфории, — я взмахнула рукой, — происходит от создания хороших привычек. Не хотелось бы видеть, как ты оступишься, — поддразнила я, направляясь к дому.
— Всего один урок философии, а ты уже учишь учителя.
— Я быстро учусь.
— Ты думаешь, я этого не знаю? — сказал он и его глаза потемнели.
Я знала этот взгляд. Точно знала, о чем он думает — он хотел меня научить тому, что секс не имеет никакого отношения к деторождению. Теперь я тоже так думала. Но я также знала, что второго шанса у нас быть не должно. Никогда.
Господи, помоги мне с этим. С этим чертовым, адски сексуальным мужчиной. Мать твою.
13. Натали
— Аристотель, ты не умеешь водить машину, — сказал Пенн, прищурившись, глядя на своего щенка, который в данный момент сидел на водительском месте «Ауди» кабриолет, положив лапы на руль, как бы говоря: «Готов ехать, хозяин!»
— О, пусть он ведет машину, — сказала я. — Кому от этого будет хуже?
— Нам!
Я рассмеялась, когда он забрал Тотла с водительского сиденья.
Мы провели последнюю неделю, постепенно привыкая друг к другу. Я проявляла осторожность, стараясь не заводить разговор на опасные темы. Влечение к нему — это одно. Неизбежно. Но подогревать свое влечение еще и разговорами... было бы ужасной глупостью. Я доверяла ему настолько, насколько было возможно.
Меньше всего мне хотелось снова попасться в его ловушку. До сих пор... мне казалось, что все было хорошо, пока мы были предварительно друзьями. И меня это вполне устраивало.
— Дай его мне. — Я протянула руки к Тотлу.
— Конечно.
Он передал мне своего щенка, и я позволила Тотлу уткнуться носом в колени, сидя рядом с ним на пассажирском сиденье. Пенн бросил наши вещи в багажник, и мы двинулись в путь.
— Я до сих пор не могу поверить, что ты взяла с собой всего лишь один маленький пакет.