Бессердечное богатство
Шрифт:
Зевнув, я толкнула дверь в библиотеку, и на меня тут же налетел Тотл.
— Извини, — пробормотала я, увидев Пенна, сидящего у окна с эркером и что-то яростно строчащего в своем блокноте. Скрип ручки по бумаге был музыкой для моих ушей.
Он дернул себя за прядь волос, будто это могло помочь сложить свои записи в шедевр.
— Я занял твое место? — спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
— Нет. Не знала, что ты здесь.
— Я могу уйти, — быстро произнес он.
Я подхватила Тотла.
— Я хотела украсть его.
Пенн
— Конечно.
В понедельник вечером он заказал пиццу. Это был первый раз, когда он отправился на мои поиски в первую неделю в качестве просто соседей по дому. И искал он меня, чтобы спросить нет ли у меня аллергии и какую я предпочитаю пиццу. Когда он появился, то постучал в дверь.
Я съела кусочек на кухне, делая заметки о своих новых персонажах. Это была совсем другая книга. Лучше. Гораздо лучше.
Во вторник мы ели холодную пиццу на завтрак на кухне. Тотл смотрел на нас такими глазами, моля о кусочке. Я обнаружила, что Пенн мне нравится больше в обычной одежде с щетиной на подбородке и чернилами от ручки на пальцах.
В среду я наблюдала, как он пишет на задней террасе дома. Его самоотдача не имела себе равных. Я не знала, что он пишет. Философские труды, конечно. Но кроме того, что он преподавал этику, я ничего не знала, например, почему он вообще решил заняться философией. Я не могла сказать, что было правдой тогда, в Париже, когда он рассказывал мне о своей страсти к философии. Вроде бы походило на правду и все же я сомневалась, что это так.
Но именно это и интересовало меня в нем в первую очередь. Этот чертовый кожаный блокнот и шариковая ручка. Отстраненный взгляд, словно он открывал тайны Вселенной, видно у него было много собственных секретов. Как писателя, его любовь к слову, изложенному на бумаге, притягивала меня, как мотылек к пламени.
Что он там пишет?
Почему он был весь в своих идеях, выглядя таким отстраненным?
В четверг мне пришлось иметь дело с декоратором, желающей, чтобы я весь день вместе с ней ходила по дому. Она показалась мне талантливой, и это заставило меня задуматься, зачем ей понадобилось мое присутствие. Я не успела ничего написать за день. Пенна я тоже не видела.
В пятницу я пыталась наверстать упущенное в рукописи и рано завалилась спать. Я устала от всех этих слов, которые написала. Наконец-то они потекли из меня рекой. Я определенно сделала правильный выбор, принявшись за другую книгу.
На кровать кто прыгнул.
Я тут же распахнула глаза, в страхе отшатнувшись. Что, черт возьми, это было?
Потом всмотрелась в темноту. И тут увидела маленького щенка. Я расслабилась выдохнув. Должно быть оставила дверь приоткрытой. Тотл поскреб одеяло, я откинула его, чтобы он мог забраться ко мне. Он уткнулся носом мне в живот, а затем бесцеремонно плюхнулся рядом. Я хихикнула, поглаживая его по голове. Затем тут же снова заснула.
В субботу утром я проснулась от отчаянных криков за моей дверью.
— Аристотель! — Кричал Пенн. — Тотл! Тотл, выходи сейчас же. Мы не играем сейчас. Тотл!
Секунду спустя Пенн ворвался в мою комнату без приглашения и бросился вперед, словно намереваясь обыскать каждый дюйм в моей комнате.
— Ты не видела Аристотеля?
Я указала на свое одеяло.
— В целости и сохранности.
— О, Господи, — произнес Пенн, опустившись на кровать. — Слава Богу. Я не знал, куда он пропал, боялся, что он убежал ночью. Я был в ужасе, а вдруг он отправился на пляж или в бассейн.
— Не волнуйся. С ним все в порядке. Он вчера нашел новое место для ночлега.
— Какой счастливчик, — невозмутимо произнес он.
Я рассмеялась.
— Хочешь на него взглянуть?
— Приглашаешь?
— Ты так хорошо себя вел все это время и на те, — сказала я, закатив глаза. — Убирайся из моей спальни.
— Я шучу. Я хотел бы взглянуть на Аристотеля.
— Я слышала, как ты звал его Тотлом.
Пенн ухмыльнулся.
— Видно, это заразительно.
Я дюйм за дюймом отодвигала одеяло, открывая маленькую собачку, свернувшуюся калачиком рядом со мной. Он презрительно приоткрыл один глаз, как бы говоря: «Как ты смеешь снимать одеяло?» Затем увидел своего хозяина и завилял хвостом.
— Вот ты где, маленький засранец. Ты меня так напугал, — сказал Пенн. — Кто бы мог подумать, что я буду так беспокоиться о тебе?
— Ты только посмотри на него.
— Он тебя одурачил, — произнес Пенн.
— Он не единственный, — пробормотала я.
Пенн нахмурился, потом понял, что он находится не только в моей комнате, но и лежит на моей кровати.
— Ты же не собираешься выгнать меня за это, правда? — спросил он с обворожительной улыбкой.
Я вздохнула.
— Хочу сказать... ты нарушил правила.
Но я не смогла сдержать улыбку. Он выполнил все мои условия. Но было... тяжело все время осознавать, что он находится в доме. Так близко и в то же время так далеко. Полуголый на пляже. Играл со щенком. Писал, всегда писал. И это было неплохо само по себе. На самом деле, это было слишком заманчиво.
И только в результате этого мне стоило бы убраться, не оглядываясь, из этого дома.
Потому что, как бы хорошо он себя не вел в течение почти двух недель, я знала, кто он, откуда родом и каков на самом деле. Даже если он ничего от меня не хотел, я сама себе не доверяла настолько, чтобы оставаться совсем нейтральной на его территории.
Когда дело касалось его, я не могла быть нейтральной.
Даже близко не могла.
— Ну, ты тоже нарушала правила, — возразил он.
Я нарушала. Определенно. Потому что не могла перестать на него пялиться.
Даже сейчас, в широких шортах и розовой футболке, он был сексуален, как грех. Темные волосы растрепались, будто он всю ночь проводил по ним рукой, пока писал. А яркие голубые глаза убивали меня наповал. Он был настоящим произведением искусства. Даже когда не был одет как Джеймс Бонд, он излучал ту же самую ауру. Ту же самую возбужденную вибрацию, которая четко мне сообщала, что он командует ситуацией и доминирует во всех отношениях.