Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Хотя кто в состоянии убить слугу Смерти?
— Россия — красивая страна, — я выдохнул дым и глянул на датчик под потолком. Ничего. Извещатель помалкивал.
— Ты любишь ее?
Жнец встал полубоком, а из-под капюшона показался лысый череп.
— Что за глупые вопросы? — я усмехнулся и отвернулся, разглядывая внутренний двор. — Это моя страна, мой народ, мои земли. Конечно, я их люблю. Нет в мире места, которое я бы еще называл домом.
— Тогда держи крепко, — внезапно огорошил меня жнец. — В кулаке. Никому не отдавай, не позволяй врагам разрушить ее до основания. Каких бы благ они ни сулили
— О чем ты?
Он повернулся, и я на мгновение застыл. В пустых глазницах клубилась тьма, но я вдруг отчетливо увидел, как вместо скелета на меня смотрит живой человек. С глубокими чертами, темной гривой кудрявых волос. Поросль на лице скрывала мягкий подбородок, а прямой нос намекал на благородное происхождение.
Внешнее сходство с изображением на иконах заставило вздрогнуть, я отвел руку с зажатой между пальцами сигаретой. Потянулся к жнецу и невольно моргнул от едкого дыма. Видение исчезло, череп вновь спрятался за слоем темной материи капюшона. Но догадка, такая мощная, что пронзила молнией от макушки до пят, вылилась в один-единственный вопрос:
— Почему?
«Проклятие, Алексей, оно не убивает. Оно сковывает душу и превращает нас в рабов самой Смерти. Уж минуло четыре сотни лет, как гибель юного агнца на виселице терзает наш род страшной виной. Мы превращаемся в бессмертных стражей, которые вынуждены переходить грани миров и забирать души: родных, друзей, знакомых, простых смертных. Каждый раз мы возвращаемся на землю, чтобы выполнить навязанное нам предназначение».
Костлявый палец коснулся ворота моей ночной рубашки, затем скользнул ниже. Остановился там, где должно биться сердце и немного надавил. В этот момент я испытал всю гамму эмоций: от страха до бурлящей эйфории, по моим венам прокатилась чужая сила. Острыми лезвиями она раздирала плоть, проникала глубже, под слои тканей и добиралась до внутренних органов.
Теперь я понял, что испытывали маги. Невероятное ощущение всемогущества, когда в груди полыхает источник. Только мой, как появился, так и погас. Потому что никогда мне не принадлежал. Но я все-таки почувствовал, какую власть получали в свои руки жнецы, когда превращались в самих себя после смерти.
«Наша сила — наш род. Пока он жив хоть в ком-то, мы способны на многое. Не только брать, но и отдавать. Жнецы хранят завесу от чудовищ пустоты, а Романовы на троне — покой своих граждан. Если линия прервется, страна рухнет в смуту и хаос, пока кто-то вновь не возьмет бразды правления и не установит новый порядок. Через кровь, боль и страдания народа».
Жнец отошел и неспешно поплыл к выходу, а я безуспешно глотал воздух. Он толчками врывался в легкие, отчего дышать было тяжело и больно. Тлеющие остатки сигареты упали на ворс, но темный туман погасил алеющий кончик.
— Если действительно радеешь за страну и народ, никогда не принимай решений сгоряча на эмоциях, — услышал я холодный голос жнеца. — Руководствуясь сердцем, не забывай про разум. Потому что любовь не только созидает. Она разрушает нас.
Моргнув, я понял, слуга смерти исчез. Шум за дверьми и лютый холод напомнили, что я по-прежнему во дворце на подоконнике у окна. И чтобы не слечь в ближайшие недели с лихорадкой, лучше бы его прикрыть да поскорее.
Стоило мне об этом подумать, как в покои постучалась прислуга. Дела не терпели отлагательств, поэтому пришлось поторопиться, потому что назревал сложный день.
***
Когда я предположил, что планы нарушит сила извне, то не ошибся.
Стоило спуститься к завтраку, как мой пронырливый секретарь сразу перехватил меня по дороге в столовую. Вежливо поклонившись, он пожелал мне доброго утра, рассыпался в комплиментах по поводу моего внешнего вида и доложил, что погода сегодня дюже хороша: на улице легкий морозец, а солнце сияет, как будто мы не в Петербурге.
— В чем дело, Илья? — раздраженно спросил я, стряхнув невидимую пылинку с пиджака.
Сегодня никаких официальных визитов не планировалось, выход к народу тоже не стоял в расписании. Я перепроверил все в телефоне, после чего приказал домовому принести мне самый обычный костюм. Никаких мундиров, галстуков и бабочек. К черту эполеты, бриллиантовые запонки и дорогие аксессуары — полная свобода выбора.
Поэтому настойчивое внимание Ильи Корфа, летающего вокруг меня с доставучестью коршуна. Страшно раздражало. Если он умудрился о чем-то забыть и не сообщил мне о смене планов, пусть катится в бездну. Я не собирался тратить день на очередное бестолковое мероприятие, когда в кабинете меня ждала кипа неподписанных и непросмотренных бумаг, а про творящийся хаос в электронной почте я вообще уже молчал.
— Э-э-э, ваше императорское высочество, — Илья стиснул руки перед собой и подался ко мне, понижая голос до шепота, — ко двору прибыла ваша тетушка, великая княгиня Екатерина Павловна вместе с графиней Олсуфьевой и баронессой Фредерикс. С ней так же приехали организаторы, прислуга и чернорабочие для помощи.
— Какой помощи? — не понял я.
— Бал, — еще тише подсказал Илья и чуть не вжался в меня всем телом. — Большой бал в честь открытия сезона.
Всевышний. Я совсем забыл, что отец доверил Андрею организацию, а я предложил эту роль его матери. При воспоминании о «любимой» тетушке даже зубы заболели, так сильно я сжал челюсти.
Когда ее светлость находилось своем поместье в Московской губернии, дышалось легче и жилось проще. Но нелегкая принесла Екатерину Павловну в столицу, и с этим пришлось смириться. Я кивнул, затем приказал Илье подать завтрак позже. Где-то через час: очень надеялся, что этого времени хватит на обсуждение всех вопросов.
— Простите, ваше императорское высочество… — второй раз за утро меня остановили.
— В чем дело? — я развернулся на каблуках и сунул руки в карманы брюк, глядя прямо на стушевавшегося Илью.
— Княгиня Ольга Павловна тоже прибыла во дворец. Вы просили не докладывать о ее присутствии его императорскому величеству и не спрашивать разрешения на прием, поэтому я счел своим долгом проводить ее сиятельство в ваш кабинет.
— Ольга здесь?
Вопрос глупые, ведь буквально вчера я сам позвонил ей. С личного номера. Задал всего несколько вопросов о самочувствии, информировал об аудиторской проверке ее завода и попросил привезти необходимые документы.
Все. Больше мы ни о чем не говорили. Ни о моем здоровье, ни о приказе прислать мне копию медицинской карты Ольги я не отчитался. Да и не считал своим долгом сообщать о таком. А она не настаивала, и я сознательно урезал беседу.