Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Подойдя ближе, я коснулся пластикового уголка. От солнца зарябило в глазах, поэтому я чуть приспустил жалюзи. А сзади послышался скрип старых половиц. Их тоже следовало сменить, но мне почему-то нравились эти жалобные стоны. Когда дерево возмущалось тяжестью ступившего на него ботинка.
— Ты здесь вообще убираешься?
Вася брезгливо стер слой пыли со шкафа, затем метнул взгляд на здоровенный сейф. Вот он сверкал чистотой, что ничего удивительного. Туда я лазал регулярно за важными и секретными бумагами.
— Иногда, — я прочистил
Заглянул в вазочку, заметив пару шоколадных печенек и несколько жевательных мармеладок. Вздохнув, я включил чайник, затем потряс банку с кофе, поискал в шкафчике сахар, сухие сливки, а также упаковку шоколадных батончиков. Где-то валялась парочка.
Еще нашел пачку чая. Зеленого. Фу.
— Кофе или… — я перевернул упаковку с каким-то рисованным цветочком. — Улун с жасмином? — озадаченно прочитал название.
Шумский передернул плечами.
— Кофе, — буркнул он и добавил: — Черный, без сахара.
— Хороший выбор.
Надеюсь, мыши и тараканы здесь не пробегали. Но на всякий случай я подхватил чашки, двинувшись в подсобную комнату. Командир корпуса до меня приспособил архивное помещение под маленький туалет, за что ему огромное спасибо. Здесь можно было освежиться, если ночевал на работе, или спрятаться от раздражающих посетителей. Из-за неудачной вентиляции помещение всегда оставалось холодным, кафель на полу и стенах ледяным, а неприметная дверь служила прекрасной преградой от людей.
— Грамота за Урюпинск?
Я вздрогнул, чуть не уронив чашку в раковину. Взгляд поймал собственное отражение в зеркале, по которому прошла странная рябь. Но стоило мне моргнуть, эффект исчез, и прозрачная гладь застыла.
— Которая? — я растер покрасневшие пальцы, жалея, что так и не удосужился поставить перед сантехником задачу провести мне горячую воду.
— Черно-желтая. В рамке с вензелями.
Внутри тоскливым воем отозвался опустевший источник. На самом деле все иллюзия, психосоматика. Магию во мне давно выжгло с корнем, а на ее месте осталась не видимая рентгеном пустота. Однако я потер грудь, будто надеялся, что избавлю от неприятного покалывания и ноющей боли.
— Да.
Выйдя из туалета, я посмотрел на Васю. Ряса лежала на высокой спинке стула, а сам он, сунув руки в карманы джинсов, рассматривал мои награды. Год назад я сорвал их вместе с красивой полочкой, поэтому на стене остались неглубокие царапины. Там, где со шляпкой обломились шурупы, появились некрасивые дырки.
— Я думал, что мы умрем тогда, — вдруг тихо признался Вася, и я с удивлением уставился на него.
Сегодня Шумский прямо-таки жег шокирующими фактами.
— Ты и Кристина? — полюбопытствовал я. — В бою за город?
— Не только, — Вася повернулся, затем вымученно улыбнулся мне. — Знаешь, заключая сделку со смертью, подписываешь договор без гарантий. Никто не заверит, что вы будете вместе всю жизнь.
— Разделить сердце на двоих довольно смелый поступок. На подобное решается не каждый.
— И не каждому костлявая госпожа дает шанс.
— Вы выжили, Вась, — твердо сказал я. — Вопреки договору Кристины, планам краснозорцев и хаосу. Поэтому перестань бояться, что завтра не наступит. Оставайся в сегодняшнем дне.
Помедлив, Шумский кивнул. Дождался, пока я заварю кофе, затем сел на стул. Тоже после меня, потому разговор предстоял тяжелый. И мы оба все прекрасно понимали.
Генерал Рахмат Соловьев — личность спорная. Во многих смыслах. С одной стороны, он достаточно сделал для страны и заслужил прощение. А с другой, его действия в девяностых привели к массовым жертвам. Да и отпускать такого сильного мага-звуковика царская семья бы не пожелала.
Существовало еще одно препятствие. Рахмат Алишерович до сих пор числился во всех официальных документах казненным по обвинению в терроризме. Не просто так, а ради своей безопасности и безопасности его семьи. Краснозоревцы не прощали предателей. Никогда. Потому и встречи с ним строго регулировались императором.
— Мне нужно увидеть отца, — настойчивее сказал Вася. — Он связался со мной недавно. Сообщил о протекающей болезни…
— Вась…
Я попытался его остановить, но Шумский проигнорировал мои попытки.
— Нет, погоди! — он выставил руку, и я заткнулся. — Слушай, я все понимаю. Официально я должен делать запрос через Священный синод, затем получить разрешение на аудиенцию с императором или цесаревичем. Но будем объективны. Мы же оба понимаем, куда меня пошлют.
— Его императорское высочество благоволит вашей семье, — пробормотал я.
— Пока мы выгодны.
— Цесаревич не настолько хладнокровная мразь, как ты сейчас намекнул.
— Я такого не сказал.
— Но подумал.
Вася откинулся на спинку стула и стиснул подлокотники. Похоже, я угадал насчет его мыслей. Оно и неудивительно. Еще в Петропавловке, где Шумского держали после тяжелого с зеркальщиком до окончания расследования, Алексей дал понять, что пойдет на многое ради достижения своих целей. Мир в стране волновал брата больше, чем судьбы некоторых людей.
— Кристина считает мое желание глупым, — Вася поставил локти на колени, чтобы устроить подбородок на сцепленных в замок пальцах. — Мол, наша единственная встреча не состоялась в тот день, потому что так хочет судьба. И не нужно лезть поперек нее.
— Есть резон в словах Замогильной, — я цокнул языком.
— Сидеть и ничего не делать я тоже не могу. Устал. Надоело жить в постоянной лжи, страхе и смотреть на тоскующую мать.
Я уставился в синие глаза и вдруг задумался о том, как сильно изменился Шумский за последние полтора года после Урюпинска. Когда я приехал туда, в настоящую сельскую глушь, то меня встретил уютный городок. Про такие говорят: три улицы, два двора. Люди и нелюди там не знали преступлений страшнее утащенной курицы из чьего-то сарая или ограбления продуктового магазина.