Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
Превращать Макса в овощ я не планировал. Да и не было уверенности, что маг справится с зеркальщиком.
— Мне не нужен адвокат.
— Всем нужен адвокат. У тебя есть право на защиту, — спокойно сказал я.
— Правда? — улыбка Макса дрогнула, а от интонации повеяло колким морозом. — А моя семья тоже нуждалась в защите, офицер? Или все те, кого ваши люди расстреляли в этих стенах?
Ничего общего с человеком, которого я встретил раннее в Зазеркалье. Дважды.
Тогда в Урюпинске мне казалось, что все вокруг пропитано его злобой и ненавистью
Сейчас же передо мной сидел уверенный в себе и собранный молодой человек. Пока мы изучали его дело, несколько раз столкнулись с неточностями в датах. Часть документов оказалась засекречена, а другая, доступная, несла разрозненную информацию.
Макс родился в семье Волконского Юрия Аристарховича, геолога по образованию, который большую часть жизни провел где-то в Иркутской губернии. Вахтой он ездил в Тулунскую волость на золотые прииски и там же познакомился с Ириной Гуцман. Ни точных дат, ни записей о рождении детей в местных ЗАГСах мы не нашли.
На наш запрос администрация генерал-губернатора ответила, что все данные по семье Волконских отправили в Санкт-Петербургский офис Отдельного корпуса жандармов после их ареста. Но ничего похожего мы в архиве не нашли, кроме разрозненных фактов и бестолковых отчетов следствия.
Последние, кстати, тоже вели кое-как: ни нормальных фотографий, ни задокументированных допросов подозреваемых.
Возникало ощущение, что Волконских, как и многие другие семьи, где обнаруживали хаос, судили и казнили без нормального следствия.
Права человека? Давай до свидания.
Я не нашел имен сестер Макса, но знал их приблизительный возраст. Записи об этом нашлись в отчетах. Там указывалось, что старшей дочери Волконских на момент казни исполнилось шестнадцать лет, а ее сестре — двенадцать. Возраст Макса не указывался, поскольку его тогда посчитали пропавшим без вести и объявили в уголовный розыск.
Волконских арестовали, допрашивали, пытали и расстреляли, потому что они скрывали сына от репрессий со стороны царской власти. Таких, как Макс — сотни, нет, тысячи. А в противовес стояла «Красная заря», которая устраивала теракты, бойни и многочисленные попытки переворота.
Мы все преступники, которые, так или иначе, нарушали закон. Только я представитель данного закона. Мои права на бессмысленные философские думы ограничены буквами в специальных книжках, клятвой императору и положением.
— Я не хочу ссориться, Макс.
Он моргнул, и я только сейчас понял, как ошибся в предположениях. Глаза у него не серые, а светло-голубые. Серебристый оттенок им придавала магия, что яркими всполохами загоралась внутри зрачков.
— И я не хочу.
Лаконично и… Равнодушно. На удивление.
— Тогда ответь на несколько вопросов.
— Задавайте, офицер.
Он склонил черноволосую голову и посмотрел на Дашу, которая расписалась в поднесенном документе. Непонятно, что его заинтересовало в подчиненной Геры, но последнему сей факт явно не пришелся по душе.
Как и самой Даше, поскольку она не желала здесь задерживаться ради «допроса террориста». Для нее в ситуации с Максом все выглядело просто и однозначно: он преступник, а она — полицейская. Ее задача — поимка таких людей, как он.
Именно так Даша заявила мне, когда я попросил их с Герой задержаться.
— Сколько тебе лет? — я начал с простого и уловил легкий оттенок удивления на лице Макса.
— Двадцать шесть.
Гера подавился принесенным ему кофе, а Даша нахмурилась. Я же растерянно посмотрел в записи на планшете, затем снова на Макса и переспросил:
— Это точная цифра?
Он вновь улыбнулся и взглянул на меня немного снисходительно, после чего припечатал очередным откровением:
— Тридцать первого декабря две тысячи двадцать пятого года перед новолетием мне исполнилось восемь лет. В тот день мою семью и многих других торжественно расстреляли на Красной площади после шести месяцев тюремного заключения. Вряд ли я забуду момент своего взросления, когда перед глазами стоит охранник, добивающий прикладом автомата мою сестру под бой курантов.
Пальцы дрогнули и крепче стиснули планшет, взгляд уперся в записи. Прокрутив в голове воспоминания тех лет, я переглянулся застывшим Герой.
— Тогда на площади произошёл мощный выброс хаоса, появилось несколько призванных первого уровня. Погибли десятки гражданских, два мага, трое военных и шесть полицейских. Мы считали, что это организованный теракт.
Макс склонил голову и усмехнулся:
— Я очень разозлился, офицер. И забрал бы больше жизней, но отключился от перенасыщения хаосом. В суматохе кто-то решил, что я ребенок одного из пострадавших. В больнице долго не могли установить мою личность, а когда оформили отправку в один из приютов — я сбежал.
— Какой у тебя уровень силы?
Вопрос Даши вывел меня из шокового тупика.
— Я покажу.
На наших глазах Макс поднял скованные запястья. Он с легкостью освободил их, словно между браслетами не антимагическая цепочка с мощными рунами, а бумажный фантик. Звенья со звоном разлетелись по столу и превратились в осколки стекла, которые поблескивали в холодном свете. Один из охранников потянулся к табельному пистолету, но я остановил его взмахом.
Взвыли сирены, нагрелись браслеты на руках у всех присутствующих.
Сверкающие крохотные капли поднялись в воздух, когда Марк пошевелил пальцами. Серебряной пыльцой они осели на подушечках, затем вознеслись к потолку, собрались в причудливый рисунок и, наконец, упали стеклянной бабочкой в раскрытую ладонь замершей Даше. Как живая она двигала крыльями, пока окончательно не застыла.
— Что за игры? — Гера попытался выхватить причудливый подарок, но у него ничего не вышло.
Даша крепко стиснула пальцы и покачала головой.
— Даш, выбрось эту дрянь!