Бессердечный принц. Раскол
Шрифт:
— «Дань принята», — ответил он.
— Думаешь, они убьют цесаревича? — я ощутил страх и невольно оглянулся на дверь позади себя.
— Если бы хотели, давно прикончили. Абасу ничего не стоило устроить вместо балета кровавое шоу. Нет, его вызвали для чего-то другого. Только теперь его не сыскать, ведь носитель уничтожен, а бесплотного духа даже не всякий призрак учует.
Я негромко выругался. Чуть крепче, чем Дарий полчаса назад и услышал короткий смешок.
— Бросил бы ты это все, — вдруг грустно сказал он. — Толку-то служить отечеству за гроши и постоянные плевки в спинку
Приподняв брови, я бросил под ноги окурок и затоптал в снегу.
Становилось холодно, мундир толком не защищал от ветра, а зимняя одежда осталась в гардеробной. Мне бы спуститься, поговорить с капитаном Саймановым, получить отчет об осмотре здания. Хотя вряд ли они что-то нашли. Но больше всего не хотелось видеться с Алексеем, который обязательно перенес бы негодование на меня. И Катю. Я надеялся, что она уже уехала с остальными актерами. Желательно без Андрея.
— Мой долг — служить стране, — я насупился и оттряхнул белый, влажный пух с рукава. — Да и нечего делать на гражданке. Зарплаты видел? На завод не хочу, к бизнесу не приспособлен.
— Все лучше, чем за чужие идеалы кровь проливать.
— Раньше ты так не говорил.
— Раньше у меня было ради чего биться, Влад, — я дернулся, едва Дарий подошел ближе. Боль, заставшая в грубых чертах, и чуть дрожащий квадратный подбородок сказали все без пояснений.
Пусть учитель давно не пил горькую, лет, может, пять, но последствия остались. И в нарушенной координации, и сухости кожи, мешках под глазами. Пьянство закрыло ему дорогу по карьерной лестнице, но, кажется, Дария подобный расклад устраивал. Он так и остался капитаном, тренировал новичков, периодически ездил на места преступлений. Практически не участвовал в операциях.
Как жил… Я не спрашивал. Потому что знал ответ.
Никак.
— Одиннадцать лет минуло, Дар, — я коснулся крепкого плеча, ощутив напряжение. — Отпусти ее.
— Ей бы исполнилось восемнадцать в этом году, — он сморгнул слезы. — Выпускной, красивое платье, музыка, праздник. Но Лоре так и будет семь, вечная первоклассница. Разве это справедливо? Бог должен защищать детей от зла. В чем провинилась моя дочь и другие ребята перед Всевышним, что он забрал их?! — его голос сорвался.
— Теракт, Дарий, — я аккуратно сжал пальцы и проглотил ком. — Мы именно поэтому служим, чтобы больше никто не устроил подобного. Вовремя предотвращали стрельбу и взрывы в школах, театрах, везде.
Он снова пробормотал что-то на болгарском, затем вырвался из моей хватки. Дверь с грохотом захлопнулась, и я остался на улице, вдыхая грудью частички льда. Усталость сковала тело не хуже мороза, я окинул взглядом переулок и двинулся обратно в театр. Никто работу не отменял, однако я сто раз пожалел, что вызвался сюда вместо Баро.
— Ваше высокоблагородие!
Капитан Сайманов выскочил точно черт из табакерки, когда я оказался на первом этаже в гардеробной. За его спиной толпились остальные жандармы, кто-то из ребят поддерживал бледного Жаргала. Ни одной улыбочки, ни ехидного взгляда в сторону белого как мел новичка. Знали, что я не потерплю подобное отношение и любую дедовщину в отряде.
Недовольная и полусонная кикимора со вздыбленными волосами цепко выхватила у меня номерок. Раздраженно цокнула языком, окинув нашу братию, затем исчезла в рядах полупустых вешалок.
— Отчитывайтесь, капитан, — буркнул я, прислонившись к стойке и постукивая пальцами по деревянной поверхности.
— Обследовали здание с опергруппой. Даже подвалы и вентиляционные выходы, — он облизнул губы, желтый зрачок вспыхнул. Показались вытянувшиеся клыки, затем Сайманов угомонил внутреннего зверя. — Ничего. Пусто. Ни следов демонолога, ни демонов.
— А гости?
— Чисты. Проверяли аккуратно, чтобы слухи не пошли. Сказали, что на режиссера напали, актеров предупредили, кто был на месте преступления.
— Все равно проболтаются, — я махнул рукой. — С сыскным управлением будете работать. Мне докладывать каждый шаг расследования. Опросить свидетелей, подозреваемых держать на контроле.
— Будет исполнено!
Кикимора бросила куртку, брякнула что-то на родном наречии и отвернулась к зеркалу. Зеленоватый отблеск кожи, аромат тины и нос крючком с кучей бородавок. На что там любоваться? Я покачала головой, набросил куртки, натянул шапку и рассеянно похлопал по карманам.
— Ничего не брала! — грубо рявкнула кикимора, одернув пиджак, и впятила нижнюю губу. Ткнула желтоватым ногтем в бумажку на стене. — Видели? «Вещи проверяем перед сдачей. Гардероб за пропажу ответственности не несет».
— Я молчал, — удивился такой агрессии.
— Знаю вас, служивых. Лишь бы приличную нечисть в чем-нибудь обвинить, — вновь заворчала гардеробщица и потопала в коморку.
Да уж. Весь вечер наперекосяк.
Потерев лицо ладонями, я натянул перчатки и двинулся к выходу. Шум галдящих журналистов перекрывали выкрики охраны. Бесконечно сыпались вопросы, за ограждением толклись зеваки и просто случайные прохожие, которым мешала пройти собравшаяся толпа. Один из огневиков запустил в небо сгусток пламени, отчего трое особо настойчивых представителей прессы сразу отшатнулись. Метель подхватила капюшоны их пуховиков и набросила на головы, мешая обзору.
— Ваше императорское высочество! Канал «Царьград», всего один вопрос, — рвался к цесаревичу молодой журналист. — Как вы прокомментируете убийство режиссера Берницкого? В этом замешаны спецслужбы или произошел несчастный случай?
Алексей быстро кивнул в сторону парня, после чего рослый охранник оттащил его подальше. А сам цесаревич ждал, пока я подойду ближе, прямо к бронированному автомобилю. Взгляд уцепил в салоне Ольгу, просматривающую что-то в телефоне, затем дверца закрылась. Похоже, княгиня домой не собиралась.
— Надеюсь, у тебя есть внятное объяснение, какого черта произошло, — едва слышно прошипел Алексей. Пальцы в перчатках сжались, а ветер растрепал темные пряди.
— Демон, — ответил я коротко. — Берницкий был мертв до премьеры, в нем жил абас.
Челюсти сжались, Алексей покосился сначала на машину, затем вернул внимание на меня. Я отлично рассмотрел злость в потемневшем взгляде. Будто над небом Петербурга сгустились грязные тучи.
— Выясни все, — выплюнул он. — Завтра приезжает отец и австрийская принцесса, будут разборки.