Бессердечный
Шрифт:
– Ами, - выдохнула, ощущая новую волну паники, но тут вернулся оборотень — решительный и серьёзный.
Молча протянул мне высокий стакан для сока, в котором плескалась бардовая жидкость, а я без слов приняла и почти залпом осушила, уже представляя, чем это всё может закончиться. Но раз император не оставил мне иного выбора, придётся играть уготованную мне, пока неизвестную роль до конца. Лишь бы он сам потом об этом не пожалел.
– Ну, я пойду, - напомнила о себе девчонка, когда объявили начало представлении, и она скинула с себя накидку, оставаясь в интригующем воображение чёрном костюме, расшитом золотом. И вроде никакие
– Удачи, - кинула я, настраиваясь на нужный лад.
Айна исполняла красивую песню. Обычно, когда кто-то выступал первым, это редко запоминалась, как и те, что выходили где-то в середине, но я была уверена — её выход запомнят до самой последней участницы, потому что голос у девушки заставлял всех присутствующих поражённо застыть при первых же нотах.
Даже Его Величество заинтересованно слушал, погрузившись в какие-то свои воспоминания — я хорошо видела выражение его лица отсюда. Слова песни мне были незнакомы, но мелодия была такой горько-сладкой, вызывающей в душе щемящую тоску пополам с радостью, что на глазах невольно выступали слёзы. И не у меня одной. Каждый сам находил что-то, близкое ему в этих словах и льющейся в полумраке музыке, но лично я отчётливее всего слышала чужую боль, отделяя её от иных эмоций. Может, потому что сама ощущала именно её?
– Спасибо, Айна, - тепло поблагодарил её самый бессердечны мужчина на свете, когда звуки оваций стихли.
– Твой голос заставил меня вернуться на много лет назад, и я уверен, не только меня.
Что же такое ты испытал, слушая эту песню, чурбан бесчувственный?
Отчего-то его искренние слова вызвали во мне бурю странных чувств, которые с трудом получилось подавить. Возможно, во мне уже пел алкоголь, звеня на все лады, но мне совсем не понравилось, что этот Высший гад решил одарить такими комплиментами постороннюю девушку. Пусть она действительно их заслуживала.
Так, спокойно, Ами… Тебе ни к чему совершенно необоснованная ревность. Он её не заслужил, слышишь?
Выписав себе мысленных тумаков, я принялась ждать своей минуты славы, как каторжник в очереди на казнь, однако все выступающие передо мной, убедили, что именно я буду закрывать шоу. Я уже потеряла счёт всем эти талантливым, идеально вылепленным девицам, будто созданным для ласк императора, и с каждой новой, покидающей с цену под удивлённые, растроганные, даже шокированные возгласы — была тут одна, заклинательница опасных животных, умудрившаяся почти полностью обнажиться, прикрывшись своей огромной змеёй, — моё терпение приближалось к точке невозврата.
– Для меня хоть музыку организуют?
– со злостью полюбопытствовала я, глядя, как бойко одна из участниц заканчивает перебирать струны диковинного древнего инструмента, не забывая призывно улыбаться Высшему.
– Да, - глухо ответил Шейнар.
Он тяжело сглотнул, когда я с яростью сбросила свою накидку — от былого страха не осталось и следа. Мне было жарко, голова чуть кружилась, но опьянения я совсем не чувствовала. В крови кипела обида за то, как со мной решили поступить, сделав меня не то приманкой, не то разменной монетой — а мы, девочки, вообще не терпим, когда нас используют. Мы созданы для любви и красоты, а не для того, чтобы нами играли, как в куклы.
– Болей за меня, - кинула я оборотню, и когда эта девка вернулась, получив свою дозу внимания,
Шейнар же в ответ незаметно стянул с её плеч алый, в тон моему развратному одеянию платок и набросил на меня с пылким:
– Всегда.
Зазвучали первые удары древних барабанов, словно вторя моему внутреннему шторму, и я шагнула на сцену, сразу попадая под прицел тёмных глаз — иные не интересовали. Со мной никто не удосужился согласовать программу, только это не стало препятствием — я отлично умела подстраиваться под любой ритм, что и доказала высокомерному правителю с новым звуком.
Нога в разрезе полупрозрачной юбки сама сделала выпад, демонстрируя голую кожу, и со всё ускоряющейся мелодией, куда плавно вступали другие инструменты невидимых для меня музыкантов, мои движения становились всё ритмичнее. Бёдра нарисовали восьмёрку, соблазнительно виляя из стороны в стороны, и едва мелодия стала оглушительной, дойдя до своего пика, где на секунду застыла, я убрала от лица платок, под которым всё время скрывалась. И музыка снова резко взяла вверх, заставляя зрителей податься вперёд.
– Ами?
– беззвучно прошептал в неверии Марк, и я видела, как по его губам и подбородку потекло вино.
Эта картина заставила улыбку нарисоваться на лице, и эмоции, вновь вспыхнувшим в крови алкоголем, стали совсем запредельными. Внутренняя королева возликовала, подгоняя меня двигаться ещё соблазнительнее, напоминая, что за нами наблюдает тот, кто решил сделать из нас ручную зверушку. Решил приручить.
«Приручи его первая, - шептала она на ухо.
– Покажи, что у него будет всё, и он станет нашим».
И я начала свой танец теперь лишь для одного зрителя. Не обращала внимания ни на отупевшего бывшего жениха, ни на его отца, уже осознавшего ситуацию — меня не волновал никто. Я двигалась, как кошка, искушая изгибами пластичного тела, взглядами и обещаниями, адресованными только моему «хозяину», который замер неподвижной широкоплечей статуей.
Какой-то темноволосый мужчина, чей взор я невольно поймала, отсалютовал мне бокалом, глядя на императора со всезнающей усмешкой, а тот лишь стол сжал побелевшими пальцами — в темноте я хорошо их рассмотрела, как и его глаза, то и дело вспыхивающие красным пламенем. Он был в бешенстве, а меня это радовало до глубины души, и когда прозвучали последние аккорды сумасшедшей, заводящей мелодии, я очень близко подошла к императору, поцеловала платок и кинула прямо ему.
Рука поймала вещь, пропахшую мной, и мужчина поднёс ткань к лицу, вдыхая мой аромат. При этом наши глаза были устремлены друг на друга. Друг в друга, пронизывая тёмной энергией, но я не растерялась ни на минуту. Едва музыка стихла, я уже стояла в центре каменной площадки, ловя тонны мужского внимания со всех сторон, правда, ничто не могло сравниться с невидимой магической нитью, что протянулась между нами с Высшим…
Какое-то время после моего выступления стояла оглушительная тишина. А потом зал взорвался, и это, несмотря на всю паршивость обстоятельств, было очень приятно. Грудь опалило тепло, а от горячего, будто облизывающего взгляда вся кровь хлынула в лоно, ударив возбуждением. Его причина сидела, довольная, уловив всё то, что я испытывала даже на таком расстоянии, но я ещё находилась под действием адреналина, и пронять меня этим было нелегко.