Бессердечный
Шрифт:
– А что же такого они вам сделали? Не хотят делиться ресурсами?
Я знала, что эти земли очень богаты различными драгоценными породами, но как-то слабо верилось в такую причину. Когда Наяру похитили фанатики, они чётко дали понять, что дело именно в этом, только подруга была уверена — не всё так просто обстояло с закрытыми территориями Высших, и было здесь нечто, до чего очень хотели добраться все эти одержимые.
– Тебе не понять, - хмыкнул Марк, накрывая мою грудь и стискивая её, отчего я с трудом сдержала рвотный позыв.
– Женщинам вообще не стоит лезть в такие дела, как твоей матери.
Случайно
– Причём тут она? Моя мама умерла от болезни… Или нет?
Его лицо тут же сделалось жёстким, и хватка на моих запястьях стала смертельной.
– Ну прости, - прозвучало с пренебрежением.
– Она попала отцу под горячую руку, так что тебе лучше быть хорошей девочкой и слушаться, а то тебя посадят на цепь. Не то чтобы я жаловался.
На цепь? Быть хорошей девочкой? Хватит с меня!
– Твари… - процедила, извиваясь, как бешеная змея, за что тут же вновь получила пощёчину, но она лишь сильнее меня взбесила. Одна рука у меня освободилась, и ей я зарядила уроду по лицу, метя в глаза ногтями.
– А ну угомонись, дура!
– взвыл он, садясь мне на бёдра всей своей тушей.
– Тебе всё равно со мной не справиться — твой ошейник не даст твоей магии освободиться. Обидно, правда? Но я тебя утешу, - пообещал, обслюнявив мне ухо.
Ах так, значит? Снял с меня браслет, дав мнимое чувство свободы? А я-то, идиотка, уже было понадеялась, что мы сможем мирно существовать… Какая наивная ты, Ами.
Тот звук, что вырвался из моего горла, на крик походил меньше всего. Это был отчаянный, полный боли рык, и даже Марк слегка растерялся, слыша это и видя, как меня разрывает от эмоций. А мне только это и надо было.
В ладонях нестерпимо, почти до боли зажгло, как и в груди. Там, под рёбрами будто солнце собиралось взорваться, увеличиваясь в размерах, и когда дышать стало совсем тяжело, когда горло начало ощутимо жечь, из моих пальцев вырвался столп яркого синего пламени.
Его цвет менялся сто раз в секунду, становясь то фиолетовым, то красным, то даже зелёным, а я даже контролировать его была не в состоянии. Оно извергалось из самой моей души, трансформируясь в идеальное, смертоносное орудие в моих руках, и останавливаться я была не намерена.
– Твою мать, - выругался бывший, успев вовремя подскочить, чтобы не попасть под удар, а во мне горела жажда мести.
– Ами, не глупи!
«Убей его… - подгонял меня женский вкрадчивы голос моей сущности.
– Он не заслуживает жизни».
«Разве я имею право решать, кому жить?» - некстати вспомнила я о человечности.
«Я покажу…»
И в моей голове закрутились образы из головы Марка. Я не знала, как это было возможно, но это были его многочисленные воспоминания, полные грязи и страданий, которые он и его друзья причиняли невинным девушкам. А я, видя это воочию, видя их улыбку и пьяный хохот, содрогалась от омерзения, и понимала, что его нужно наказать.
Пламя в моих руках приобрело ровный алый оттенок, и я направила его прямиком в улепётывающую жертву, который не мог сбежать из барьера. Его удерживал кто-то за пределами, и бедолага натыкался на невидимые стены, как Луна до этого, правда, никто не спешил ему на помощь.
–
– оглядываясь на огонь, вопил он, пытаясь сам закидывать меня своими слабыми пульсарами, но магом он был таким себе, и от этой мысли я расхохоталась, как безумная.
Моё пламя полетело прицельно в трясущуюся как лист мишень, правда он успел отпрыгнуть в последнюю секунду, проявив чудеса ловкости, и огонь ударился в преграду, проделав в ней небольшую брешь. Впрочем, она меня сейчас не волновала. Я чувствовала себя голодным хищником, следящим за добычей, и попятам преследовала петляющего, как заяц Марка.
– Пощади, прошу!
– ревел бедняга, уже отползая, потому что упал, а подняться сил больше не было.
– Я… Я извиняюсь, ясно?! Я не хотел так с тобой поступать! Это всё отец!
У него по брюкам расползлось мокрое пятно, только меня совсем не устраивали такие извинения, да и кто вернёт семьям изувеченных дочерей, которыми они с приятелями поигрались, как куклами? Теперь они все лежат в земле.
– Гори в аду, - безразлично пожелала я, ничего не чувствуя к нему и нисколько не сожалея.
Я отдала контроль, и огонь легко набросился на истошно заоравшего слизняка, но я даже не стала смотреть, как он горит. Направила пламя в сторону барьера, где Луна звонко чавкала теми, кто поджидал нас по ту сторону, а тех, кто ещё был частично жив и трепыхался, уже добивала огромная чёрная пантера. Нет… две. Они только проводили меня внимательными жёлто-зелёными глазами, пока я шла вперёд, высекая пламя ступнями.
Мне хотелось испепелить этих тварей самой, чтобы даже костей не осталось, но что-то заставило остановиться. Впереди, размахивая каким-то огромным оружием, напоминающим призрачную алебарду, мне навстречу шёл император. Весь в крови и даже местами раненый, он всё равно выглядел, как непобедимый воин, к ногам которого летели головы врагов, и если бы я была в себе, никогда бы не нашла его таким привлекательным.
Он медленно затормозил в шаге от меня. Глянул без опаски, будто мы были равны, осмотрел с ног до головы, уделив особое внимание моему порванному платью, сжал челюсти, но сказал совсем не то, что я ожидала.
– Всё хорошо… Я здесь, Вишенка.
– Протянутая рука невесомо погладила щёку, и я против воли потянулась за этой лаской.
– Успокойся, слышишь?
Какое-то время я всматривалась в его глаза, сама не зная, что собираясь там найти, но моё солнце, вот-вот готовое взорваться, отчего-то устремилось в самый низ живота, воспламеняя совсем иначе, чем до этого. Теперь я жаждала другого сражения, и, судя по вздрагивающим ноздрям и напряжённым мышцам, Высший это уже понял, заразившись этой жаждой.
– Ненавижу, - произнесла я, и я противовес собственному заявлению впилась в его окровавленные губы, горя в собственном пламени.
Моя кожа пылала.
Хотелось содрать её с себя вместе с остатками одежды, и тот, в чьих руках я сейчас умирала, знал это лучше меня самой.
Он давно перехватил инициативу, сминая мои губы своими, а я едва ли заметила, как мы взмыли в воздух, оставляя внизу кровавое побоище — никому из нас не было дела до мертвецов.
– Как же я ненавижу тебя, крылатый… - беспрестанно шептала между поцелуями-укусами.