Бессмертие мистера Голдмена
Шрифт:
Я не верил своим глазам… спустя столько лет, я встретил того, о ком помнил каждый день. Я отказывался верить в происходящее и думал, что мои собственные глаза стали обманывать меня. Нырнув в свою сумку и посмотрев график, я увидел то, но что поначалу не обратил никакого внимания.
«Уиллис М…» - далее шел адрес. Сомнений не было. Это был он.
В этот момент, Боб… в этот момент что-то щелкнуло во мне. Словно в моем собственном сознании другой Иззи Голдмен взял меня и оставил в сторонку, чтобы я смотрел за тем, что он предпримет. И он
Я подошел к двери и позвонил…
– Да, сейчас… - это был его голос. Я слышал эти слова, а память выдавала: «Давай, малыш Иззи, покажи его!»
Я стоял… сжав кулаки, выглядывая из подо лба, я смотрел на входную дверь, и она отварилась.
– Да, что вам угодно?
– он не узнал меня.
– Вам посылка, - сказал я. Он даже не смотрел мне в лицо. Для него я был не более обычного пятна на дороге, на которое наступаешь и продолжаешь идти своим путем.
– Посылка? Мне?
– Майкл Уиллис, верно?
– Да, это я… - сказал он. Я протянул ему небольшой сверток, на котором так же значилось его имя. Удивительно, как я не заметил этого ранее…
– Значит это вам, - он принял посылку и повертел ее в руках.
– Ммм… хорошо… мне надо где-нибудь расписаться?»
– Да… вот здесь… - я протянул ему планшет. Он поставил свою подпись. Пафосную, громкую, с большими буквами М и У.
– Спасибо, - сказал он и принялся закрывать дверь. Я остановил ее рукой.
– Я что-то забыл?
– Да… ты забыл…
– Что?
– его лицо исказилось. Этот человек не привык к тому, чтобы с ним разговаривали таким тоном.
– Ты забыл меня… Майкл…
– Кто вы?…
– Не узнаешь?
– он присмотрелся ко мне.
– Что… Иззи? Иззи Голдмен?
– Да…
– Тот самый Иззи Голдмен?
– Именно он…
– Ну, надо же… - он заулыбался.
– Кто бы мог подумать… спустя столько лет… Иззи…
– Рад меня видеть?
– Рад? Что? Ты вообще о чем?
– он смеялся.
– Постой… постой… не уходи никуда… она должна это видеть… Люси! Люси, посмотри, кто к нам пожаловал…
Она подошла. Люси. Люси Уиллис. Я не помнил ее девичьей фамилии, но прекрасно запомнил ее лицо. Она была среди тех девчонок, что посмеивались надо мной в момент истязательств Майкла. Посмеивалась, когда я лежал на холодном полу со спущенными штанами…
– Кто?… Боже… Боже милостивый…
– Ты узнаешь его?
– Это же… это же Иззи, Майкл! Это же тот самый Иззи Голдмен!
– Представляешь?! Вот уж рождественский сюрприз…
Они стояли и обсуждали меня, как будто меня и вовсе не было рядом. Как будто я был пугалом, над которым все потешались… обсуждали, как будто я вовсе не был человеком.
– Эй, Иззи…
– Да…
– А ты помнишь, как мы подтрунивали тебя?
– Я помню все…
– Эй, малыш Иззи! Спой-ка нам! Спой-ка нам рождественский гимн…
– Перестань, Майкл, - она попыталась остановить его, но как-то неуверенно.
– Да брось… это же весело, верно, малыш
– Я не буду петь…
– Что? Будешь… еще как будешь…
– Ты ошибаешься…
– Я никогда не ошибаюсь, малыш Иззи… именно поэтому я здесь, в тепле и уюте, а ты приносишь мне посылки. Это твое место по праву…
– Заткнись…
– Что? Что ты сказал? Кому это ты сказал заткнуться, а, щенок?
– Тебе… я не буду петь… ни для тебя, ни для кого бы то ни было…
– Будешь, сукин сын… ничтожество… пой рождественский гимн! Я приказываю тебе!
Его тон был именно таким, каким я запомнил его с детства. Мне показалось, что Майкл Уиллис изменился, но это был просто повзрослевший мальчишка. Мальчишка, который любил жестокость чуть меньше, чем любил самого себя.
– Пой!
– Нет!
– Пой, я тебе сказал! Не то я тебя проучу!
– Я не буду… - от обиды у меня защемило в душе. По лицу побежали слезы, за которые стало еще более стыдно. Люси смотрела на меня и улыбалась.
– Ах ты тварь… - он схватил меня за воротник и с силой скинул с крыльца. Я больно ударился спиной о плитку, которой была выложена дорожка к его дому.
– Проваливай! И не смей больше появляться у меня на глазах, не то я сверну тебе шею, мразь! Пошел вон!…
Это были последние слова, которые Майкл Уиллис сказал своим привычным тоном. Я помню, Боб… я помню, как поднялся на ноги, отряхнул себя от снега, снял с плеча сумку и отложил ее в сторону. Помню, как я сжал кулаки и бросился на дверь, которая оказалась на удивление хлюпкой. В это время на улице уже никого не было, и даже машины не проезжали мимо… никто не видел, как я ворвался в их дом…
Я был взрослым… да, на какой-то миг я себя снова ощутил тем самым маленьким мальчиком, но это чувство испарилось настолько быстро, что я даже не успел этого заметить. Мои мускулы были сильны, а в моих венах текли ненависть и ярость. Я помню лицо Майкла, когда он увидел меня, ворвавшегося в его хрупкую крепость, зовущуюся домом. Помню, как он что-то сказал, но моя реакция оказалась гораздо проворнее его слов. Я схватил лампу, стоящую на небольшом столике в прихожей, и ударил его, сломал ногу. Он закричал, но кроме меня и его семьи больше никто не услышал его крика: снежная буря за окном была моим союзником, темным мстителем, как и я сам… она поглотила все, что в ту ночь доносилось из дома Майкла Уиллиса.
Я пытал его, Боб… я пытал их всех… избивал их у него на глазах, чтобы он почувствовал ту же боль, которую чувствовал я сам в детстве. Я видел страх в его глазах, и это чувство опьянило меня… в тот момент я уже не понимал, что творю… я наносил удар за ударом, подбегая то к одному, то к другому. Для меня уже было неважно, кто попадает под моя ярость. Мне достаточно было время от времени оглядываться на Майкла и смотреть, как из его красных глаз льются слезы, как его рот искажен болью… мне нравилось смотреть, как он страдает…