Бессмертные герои
Шрифт:
Однако змея пока еще не родилась, что вселяло в душу Акрисия некоторую надежду. Забыл, видно, сатиров маразматик, что пытаться избежать гнусного пророчества — только богов смешить.
Впрочем, именно ради этого гнусные пророчества и давались.
Вернулся царь на Аргос, вызвал к себе Данаю и учинил дочери довольно строгий допрос.
— Ответь мне, дочурка, — елейным голосом начал Акрисий, — нравится ли тебе какой-нибудь молодой человек?
— Ну… — задумчиво отозвалась Даная, — вот мой новый учитель пения очень мил…
Наутро
— А еще кто? — мило улыбаясь, поинтересовался тиран.
— Я не понимаю, папа, что ты имеешь в виду?
Царь немного замялся и нехотя сменил тему:
— Скажи мне, доча, а как, по-твоему… или нет, лучше не так. Откуда берутся детишки, знаешь?
— Ну… — снова задумалась красавица, — я слышала, что некоторых приносят в клювах дятлы…
— Да-да, несомненно, — кивнул Акрисий, — в частности, начальника дворцовых гвардейцев. А еще?
— Еще? — недоуменно переспросила Даная. — Других, я думаю, находят в лопухах.
— Чудесно, дорогая! — захлопал в ладоши сидящий на троне царь. — Ты моя умница, ты совершено права!
— Я очень рада, папа, — залилась румянцем красавица, — что порадовала тебя сегодня.
— Еще больше ты порадуешь меня, доча, — как бы невзначай ввернул Акрисий, — если переселишься жить в подземелье или же в высокую башню, что расположена рядом с дворцом.
— Но зачем, папа, я не пойму?
— Я хочу оградить тебя от всех ужасов окружающего мира,-скорбно сообщил отец и даже утер навернувшуюся слезу. — Помнишь тех небритых орангутангов в твоем бассейне?
— О да! — в ужасе содрогнулась Даная. — То было так отвратительно, так мерзко. Эти их взгляды, причмокивающие губы… по-моему, они были людоедами.
— Именно так, доченька, именно так, и даже хуже, — в притворном ужасе воскликнул царь. — И то была лишь малая толика тех кошмаров, от которых любящее сердце отца хочет тебя оградить.
— Ну хорошо, я согласна! — покорно кивнула дочка, ибо была воспитана в строгости и послушании.
— Вот и отлично! — довольно потер ладони Акрисий, удивляясь, как это он ловко все обстряпал.
Но не будем забывать о пророчестве, так как пророчество есть не что иное, как ВОЛЯ, продиктованная с самого Олимпа!
В общем, олимпийцы во всю эту катавасию и вмешались. Сами заварили, так сказать, кашу, сами и побеспокоились об исполнении предсказанного оракулом.
В дела смертных вмешался сам Зевс (главный олимпийский хохмач и главный автор гнусного пророчества). (Эк вы некрасиво о моем папане!)
Но обо всем по порядку.
Каменная башня, в которую заточил Данаю полоумный отец, и впрямь казалась неприступной. Слуги были, понятно, за редким исключением женщины. Правда, был там один прохиндей с накладными грудями, но, что странно, очень быстро выпал из самого высокого окна крепости. Трагедию приняли за несчастный случай.
Даная проживала в покоях у самой крыши, в так называемой неприступной мансарде. Окон в комнатах девушки (располагавшихся ярусами) не было. Лишь подзорная труба, вмурованная в стену и забранная на всякий случай снаружи решеткой. Так что даже небо у несчастной было в клеточку.
Поначалу Акрисий хотел спрятать Данаю в глубокое подземелье, но после постройки подземной темницы недосчитались четырех землекопов, из чего царь заключил, что похотливые уроды наверняка спрятались где-то внизу, лелея надежду подарить красавице чудесного сына. Посему подземелье сразу после постройки пришлось срочным образом засыпать.
Однако Акрисий не учел того, что любовник дочери придет не снизу, а сверху, прямо со светлого Олимпа.
Заручившись поддержкой Гефеста, любвеобильный Зевс перешел к решительным действиям.
Прихватив нужные инструменты, поздней ночью боги спокойно материализовались на крыше башни, покрытой листами грубо обработанной меди. Гефест поплевал на мозолистые руки и, покрутив на особом волшебном ящике какие-то выпуклости, высек из длинной железной палки искру. Хищным синим язычком загорелось пламя.
Гефест присел на одно колено (Зевс в этот момент держал сына за плечи, дабы тот не свалился вниз), и синий язычок легко разрезал мягкие листы крыши.
Тут же образовался приличный проем и вовнутрь башни посыпался целый сноп золотых искр. Отсюда и возникла легенда о так называемом «золотом дожде», в виде которого Зевс проник в заточение к прекрасной Данае. В данном случае «золотой дождь» следует рассматривать всего лишь как средство проникновения, а не его суть.
— Ну как? — спросил Гефест выключая свой аппарат и стягивая с головы особый громоздкий шлем, защищающий глаза от искр.
Громовержец лукаво поглядел на плоды проделанной сыном работы: квадратное отверстие солидных размеров с дымящимися обугленными краями.
— Молодца! — удовлетворенно улыбнулся Эгидодержавный, хлопнув сына по мощному плечу. — Теперь можешь возвращаться на Олимп, дальше я сам.
— А ты уверен? — Гефест расплылся в хитрой ухмылочке. — Может, тебе помочь?
— Да нет, сам управлюсь, — отмахнулся Громовержец. — Все, пошел-пошел, нечего мне тут кайф ломать, машинным маслом воздух портить.
— Ну, как знаешь, — сделав обиженный вид, ответил божественный кузнец, опосля чего вернулся на Олимп.
Зевс же приосанился, пригладил редеющие на макушке волосы, пожевал припасенные заранее листики мяты и, подождав пока остынут края, заглянул в квадратную дыру.
— Девочка моя, Дана-а-ая… — фальшиво пропел главный олимпийский бабник. — К тебе спускается сам всемогущий Зе-э-эвс…
Дав в конце импровизированной песни хорошего петуха, Громовержец махом сиганул вниз, мягко спружинил, ловко приседая, и… получил пустым пифосом по башке.