Бессмертные Мелухи
Шрифт:
Врака недоверчиво посмотрел на полководца. Ему ничего не было известно о Сати. Но он опять не стал ничего говорить.
— Укажи в письме, что она ранена агнибаной, «огненной стрелой».
— О Господь Индра! — ужаснувшийся Врака все-таки не выдержал и нарушил свое молчание.
— Немедленно сделай это! — рявкнул Парватешвар.
— Да, мой господин! — быстро ответил Врака, кланяясь уже на ходу.
К этому времени Шива осмотрел запястья четырех павших Нагов. Никто из них не носил кожаного браслета со змеиным узором. Остался последний, тот, который стрелял из лука. Прежде чем посмотреть на его руку, Шива
Шива вернулся к хижине, в которой находилась Сати. Там он обнаружил Парватешвара, сидящего на стуле, Криттику, рыдающую у двери, Вирабхадру, пытающегося ее утешить, и Нанди, потрясенного всем происшедшим. Со слабой улыбкой Парватешвар указал Шиве на стул рядом с собой. Было видно, что полководец изо всех сил пытается держать себя в руках. Шива медленно опустился на стул и вместе со всеми стал ждать, когда выйдет Аюрвати и все им расскажет.
— Нам удалось извлечь стрелу, о мой Господь, — сообщила Аюрвати.
Женщина-лекарь пустила в хижину только Шиву и Парватешвара. Остальные даже не пробовали спорить с Аюрвати, непреклонной, когда дело касалось лечения. Ее помощники, Мастрак и Дхрувини, уже удалились, помогая остальным лекарям оказывать помощь раненым.
Рядом с кроватью Сати Шива увидел столик, на котором лежали окровавленные лекарские принадлежности. Ими достали стрелу из раны, и больше их не будут никогда использовать, так как яд «огненной стрелы» пропитал их. Даже если их сварить в кипятке или прокалить в огне, инструменты не станут чистыми и безопасными. Там же, завернутая в пальмовые листья, находилась и эта проклятая стрела. В таком виде она должна пролежать сутки, а затем ее следует захоронить глубоко в земле, подальше от жилья и водоемов.
Глядя на Аюрвати, глазами полными слез, Шива никак не решался спросить ее о самом главном, о том, из-за чего разрывалось его сердце.
— Я не буду лгать тебе, о мой Господь, — сказала Аюрвати в той бесстрастной и отстраненной манере, в которой лекари говорят при трагических обстоятельствах. — У меня нет ничего, чем я могла бы обнадежить тебя. Положение крайне серьезное. Еще никому не удавалось выжить после попадания агнибаны, тем более, когда ею повреждены важные органы. Через некоторое время яд вызовет сильную лихорадку, которая будет убивать один внутренний орган за другим.
Посмотрев на Сати, Шива вскинул умоляющий взгляд на Аюрвати. Она же, едва сдерживая слезы, пыталась сохранить самообладание, которое сейчас нельзя было позволить потерять. В ближайшее время ей предстояло спасти еще немало жизней.
— Прости меня, о мой Господь, — произнесла Аюрвати. — Но противоядия действительно нет. Все, что мы можем — это снадобьями облегчить ее конец.
В глазах Шивы блеснул гнев.
— Мы не собираемся сдаваться! Это понятно?
Аюрвати смотрела себе под ноги, не смея встретиться взглядом с Шивой.
— Если лихорадка не будет усиливаться, то вред ее органам не будет нанесен? — с надеждой в голосе спросил Шива.
Аюрвати подняла голову и сказала:
— Это так, мой Господь, но это не окончательное решение проблемы. Лихорадку, вызванную этим ядом, можно отсрочить, но нельзя полностью изгнать из тела. Мы с помощью
— Тогда мы будем давать ей эти снадобья вечно! — воскликнул Шива. — Я сам буду сидеть рядом с ней, если понадобится, всю жизнь! И не допущу, чтобы у нее поднялся жар!
Аюрвати хотела что-то сказать Шиве, но передумала и промолчала. Позже, оказав помощь раненым, она вернется к нему. Сейчас же, зная, что Сати обречена, что помочь ей невозможно, неразумно тратить драгоценное время на пустые разговоры. Чьи-то жизни можно спасти за это время.
— Хорошо, мой Господь! — сказала она Шива и протянула ему небольшую бутылочку. — Вот это сдержит лихорадку на некоторое время и не даст появиться жару.
Она посмотрела на Парватешвара, стоящего у Шивы за спиной. Он тоже понимал, что своими действиями они только продляют агонию Сати. Но в то же время в словах Шивы полководец почувствовал какую-то надежду.
Уже собравшись уходить, Аюрвати вдруг остановилась:
— О мой Господь! Ты тоже ранен! Давай я перевяжу тебя.
— У меня все в порядке, — ответил Шива, не отрывая глаз от Сати.
— Нет, не в порядке! — твердо заявила Аюрвати. — Твои раны достаточно глубоки, что бы представлять опасность для жизни!
Шива не стал ничего отвечать, лишь пренебрежительно махнул рукой.
— Шива! — Аюрвати пришлось крикнуть ему. — Ты не поможешь Сати, если сам сляжешь от ран!
Такой резкий тон обрел желаемое воздействие. Шива не двинулся с места, но позволил обработать и перевязать свои ранения. Сделав то же самое и с Паратешваром, Аюрвати покинула хижину.
По свече, отсчитывающей время, Шива определил, что прошла уже прахара, как у Сати извлекли стрелу. Парватешвар давно уже ушел присмотреть за ранеными. Он также занялся организацией лагеря в деревне, так как, по-видимому, здесь им придется задержаться на неопределённое время. В этом и проявлялся нрав Парватешвара. Он никак не мог повлиять на исход ужасной ситуации с Сати, и, чтобы не погрузиться в пучину отчаяния, полностью предался воинским заботам.
Шива же был другим. Много лет назад он поклялся себе, что больше не будет убегать от сложностей жизни, даже если ничего не сможет сделать. Он не отлучаясь, терпеливо сидел возле Сати, ожидая, что она выздоровеет. Надеясь, что она выздоровеет. Молясь, чтобы она выздоровела.
— Шива…, — едва слышный шепот нарушил тишину.
Шива поднял голову и посмотрел на Сати. Глаза ее были слегка приоткрыты, рука почти незаметно шевелилась. Осторожно, стараясь не задеть ее, Шива подсел поближе к девушке.
— Мне очень жаль, — тихонько, сквозь слезы, проговорил Шива. — Я напрасно втянул всех в это сражение.
— Нет, нет, — прошептала Сати. — Ты поступил правильно. Ты пришел в Мелуху возглавить нас в борьбе со злом, и ты выполнил свой долг.
Шива продолжал смотреть на Сати, сходя с ума от горя. Сати же смогла сильнее приоткрыть глаза, желая видеть Шиву как можно больше в свои последние, она прекрасно понимала это, моменты жизни. Смерть — окончательный разрушитель всех устремлений души. Но она же, как ни странно, дает мужество бросить вызов всем ограничениям и предрассудкам и полностью проявить себя, выразить чувства, скрываемые до этого.