Бессмертный избранный
Шрифт:
Но наконец все травы собраны. Сломав жесткий стебель мордяника, я высыпаю в последний сверток крошечные зеленые семена, заворачиваю и убираю в карман. Все, можно возвращаться.
Я нащупываю за пазухой пучок дорожной травы, разворачиваюсь и иду назад, к лесу. Луны заливают поляну ярким светом, но за ее краем все темно, и на мгновение мне становится не по себе. Какая-то тень проносится мимо меня, опережая, и я едва сдерживаю рвущийся наружу крик.
Это морок двоелуния, защищающий поляну от чужаков. Безымянная тень, с которой лучше не связываться, если не хочешь остаться на поляне до следующего двоелуния.
Я отворачиваюсь
Несколько шагов — и я оказываюсь под спасительной лесной сенью, и морок пропадает. Вот и серебристая тропинка, которая приведет меня к большой тропе. Я выдыхаю, только сейчас понимая, что переставала дышать. Руки вспотели, я вытираю ладони о ткань корса, пытаясь унять сердцебиение.
Вокруг снова темно, луны кажутся далекими и маленькими. Чевь почти догнала свою сестрицу, и я понимаю, что мне нужно торопиться. Я почти бегу по серебристой тропинке, дыхание со свистом вырывается из груди.
Быстрее, быстрее.
Вот и тропа. Я делаю шаг — и серебристая нить исчезает, растворяясь в воздухе и оставляя после себя легкий аромат мозильника, травы, которая в здешних местах не растет, но запах которой я знаю. Мастер учил меня готовить из него зелье смертельной невидимости. Две части корней мозильника, часть воды, две капли крови мага — и в теплое место на двадцать дней. Потом перемешать человеческой костью и добавить две щепотки лисьей печени. Поджечь — и то, что останется, ссыпать во флакончик.
Всего лишь десять дней будет действовать зелье. За эти десять дней нужно успеть высыпать его в постель к тому, кому они предназначено. Человек проводит в своей постели ночь — и наутро начинает чахнуть и увядать. Руки и ноги становятся прозрачными, голос — тихим. Пораженный заклятьем не может удержать в руках чашу с водой, пища не попадает в прозрачный рот. Конечно, каждый более или менее знакомый с магией заподозрит здесь чары. Но убить соперника, не оставив следов, зелье помогает.
В Тмиру раньше росли целые поля мозильника. Мастер рассказывал, что после запрета Мланкина эти поля сжигали, и от ядовитого дыма в те дни погибло много мелких животных. Их трупы закопали в землю вместо того, чтобы предать лесу. Никто не стал бы есть такое мясо. Оно стало таким же ядовитым, как и дым, который его пропитал.
Я иду по тропе, и холодный ветер подталкивает меня в спину, словно торопя. Чевь уже догнала Черь, и теперь на небе только одна луна, окруженная черным ободком, но светит она по-прежнему ярко. Порыв ветра забирается под корс, и я ежусь. Ветер холоден, как рука мертвеца. Слишком холодный и слишком похожий на прикосновение.
Кажется, кто-то на самом деле касается меня сейчас.
Я доверяю своему чувству магии и знаю, что и на этот раз оно не подвело меня. Я замедляю шаг, оборачиваюсь и вижу позади себя тень. Морок двоелуния стоит на тропе в нескольких шагах от меня. Человеческий силуэт, сотканный из черноты, с длинными руками, которые касаются темными пальцами серебра тропинки под ногами.
Он последовал за мной с дальней поляны? Но это невозможно, ведь тропа исчезла. Порождения магии не могут покинуть места, к которым они привязаны. Тень делает шаг вперед, протягивая ко мне руки, и я разворачиваюсь и спешу прочь.
Морок следует за мной, я чувствую холод его присутствия у себя за спиной и все убыстряю шаг, надеясь, что он не слышит моего сбившегося тяжелого дыхания. Липкий
Вокруг меня — тьма, тьма без имени, и в этой тьме двумя золотыми дисками горят две луны. Чевь и Черь.
Я падаю навзничь, ударяясь о землю. Морок спадает, я снова вижу лес, тропу и луны. Сердце колотится как бешеное. Я оказываюсь на четвереньках в мгновение ока, вскидываю голову, почти ожидая увидеть тень рядом… но тропа уже пуста.
Морок растаял, но тягостное чувство не оставляет меня. Я поднимаюсь на ноги, озираюсь вокруг, сую руку в карман, чтобы коснуться ладонью пучка дорожной травы. Я потеряла направление, я не знаю, куда идти.
Его нет.
Мои пальцы шарят в пустом кармане, снова и снова, но я еще не готова признать, что потеряла волшебную траву. Я проверяю другой карман, заглядываю в этот снова, вынимаю из кармана свертки, надеясь, что дорожная трава окажется под ними.
Ничего.
Черь обгоняет свою сестру, и лунный свет заливает тропу, заставляя ее светиться серебром. Деревья приветливо шелестят кронами, словно нашептывая мне колыбельную песню. Но мне точно не до сна.
Сжимая руки в кулаки, я стою посреди вековечного леса на магической тропе — и без проводника, который приведет меня в дом Мастера.
Я потерялась.
Я вскидываю голову, и деревья по обеим сторонам тропы начинают менять свой облик.
Самый лучший способ заблудиться — не взять с собой дорожной травы, когда идешь в вековечный лес. Стежки и тропинки в нем постоянно сплетаются и расплетаются, деревья танцуют под песню ветра, а луны меняются местами, словно играя в веселую лунную игру.
В моем кармане нет дыр, и выпасть из него просто так трава не могла. Во всем виноват морок, вскруживший мне голову и на несколько мгновений лишивший рассудка, заставив поддаться безумию двоелуния. Я могла сама выбросить траву, скорее всего, я так и сделала. Затуманенный наваждением разум мог принять ее за змею, за жука, за осколок стекла — и я просто швырнула траву прочь, чтобы избавиться от мнимой опасности.
Морок растаял, а я потеряла надежду добраться до дома Мастера. Если бы я не была магом, судьба моя была бы горька.
О вековечном лесе издревле ходили легенды, а после того, как по велению Мланкина сюда переселили магов, этих легенд стало еще больше. Люди боялись входить под его сень. Боялись потеряться в наваждениях, бродящих по лесу. Говорили о том, что где-то в лесу живут муиру, порождение древней магии, сходной с той, что породила шембученских червей-шмису. Муиру похожи на здоровенные трухлявые пни, поросшие грибами, с них постоянно сыплется древесная труха. Они появились задолго до того, как с гор в Цветущую долину спустились люди, и переживут их всех. Но шмису видел каждый шембученский ребенок, а вот облик муиру уже не помнили самые старые старики. Кто-то говорил, что их придумали шиниросцы, которые страшно завидовали тому, что у соседей есть свое чудовище, а у них нет. За шесть Цветений в доме Мастера я успела побывать в разных концах леса, но ни разу не видела ничего похожего на муиру. Я всегда считала, что их не существует, но сейчас эти легенды вдруг всплывают в моей памяти и заставляют дрожь пробежать по телу.