Бессмертный избранный
Шрифт:
Зубом тсыя я колю палец и выжимаю из крошечной ранки каплю крови. Капаю на палец воду из фляжки, чтобы две сущности, которыми я имею силу управлять, смешались, стали сильнее.
— Кровь и вода, защита моя. Кровь и вода, защита моя.
Я опускаю палец в горлышко фляжки и разбалтываю кровь в воде. Поднявшись, наливаю воду в ладонь и разбрызгиваю вокруг костра, продолжая еле слышно проговаривать заклинание. Я слышу, как во мраке кто-то фыркает, и понимаю, что, должно быть плеснула водой в какое-то животное. Заклятье это безопасное, но неприятное. Живность будет держаться поодаль от огня. На
Мне даже не во что закутаться. Приходится лечь прямо так, на голую землю. Свернувшись в клубок у костра, я вглядываюсь в неприветливую реку. Равнодушно катятся мимо меня ее быстрые воды. Усталые ноги понемногу перестают зудеть и болеть, и я засыпаю мертвым сном.
6. ВОИН
Рана к вечеру начинает болеть, и после прогулки в город я возвращаюсь в выделенную мне комнату, где, улегшись на кровать, проваливаюсь в сон без сновидений. Просыпаюсь я от прикосновения нежных женских пальчиков к своей голой груди. Это Нуталея. Она забралась в мою постель, улеглась рядом и водит пальцами по моей груди, сосредоточенно вычерчивая на коже какие-то узоры.
Уже темно, и очаг не горит, а луны еще не взошли, и я больше догадываюсь, чем на самом деле вижу, что это она. Ее прикосновения торопливы и легки, а тело, прижимающееся к моему, кажется горячим, как нагретый солнцем камень.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
Она поднимает голову и глядит мне в глаза, а потом наклоняется и целует то место, которого только что касалась пальцами. У нее влажные губы и после поцелуя на коже остается след.
— Асклакин стар. А ты горяч и молод. Знаешь, каково это — быть вынужденной жить со стариком? — Она снова наклоняется и проводит по коже языком. — Ты так горяч, Серпетис…
Я ухватываю ее за плечи и сажусь на постели, заставляя и ее сесть. Глаза Нуталеи полузакрыты, она тяжело дышит, грудь в вырезе сонного платья вздымается. Тонкое оштанское полотно прилегает к телу, и я чувствую жар ее кожи. Это не страсть, это что-то другое. Я внимательно вглядываюсь в нее, а она замирает в моих объятьях, глядя на меня томным взглядом. Темные глаза кажутся черными. Они поблескивают в темноте.
— Нуталея, тебе нужно уйти, — говорю я.
Она протягивает руки и обхватывает меня за шею. Ее губы скользят по моей щеке, она тянется к моим губам, но я отталкиваю ее. Схватив ее руки в свои, я поднимаюсь, заставляя ее остаться сидеть. Она не сопротивляется, только тихо смеется.
— Я не уйду. Я не уйду, Серпетис, и ты не хочешь, чтобы я ушла.
Я отпускаю ее руки, и Нуталея легким движением сбрасывает с себя платье. Нагое тело кажется смуглым в темноте комнаты. Красивая упругая грудь просит прикосновений и поцелуев, волосы струятся по плечам. Нуталея встает и платье падает к ее ногам, обнажая самое сокровенное.
— Не отталкивай меня, Серпетис. Ты уйдешь и все забудешь, но я буду помнить эту ночь, когда буду ложиться спать в сонной наместника. Я обречена жить с этим гнилым трухлявым пнем. Не отталкивай меня. Позволь мне побыть с тобой, позволь доставить тебе радость. Позволь мне почувствовать жизнь.
Она подходит ко мне и берет в свои ладони мою руку. Голос звучит томно, почти лениво. Лицо ее оказывается совсем близко. Нуталея
— Пожалуйста.
Ее кожа так горяча. Словно опалена южным солнцем. Словно Нуталея горит, сгорает изнутри. Моя рука сама обхватывает ее грудь, и она придвигается еще ближе, поднимая лицо для поцелуя.
— Пожалуйста, Серпетис.
Ее призыв звучит почти отчаянно. Мысль о том, что это прекрасное нежное тело согревает постель старика Асклакина кажется мне отвратительной. Я скольжу рукой вниз, туда, где сходятся бедра прекрасной Нуталеи, и рука моя замирает на полпути.
Она уже еле дышит, губы приоткрыты, из груди готов вырваться стон. Еще мгновение — и я повалю ее на постель и овладею. И я готов это сделать, но только не здесь. В доме наместника, которому я обязан кровом, в доме человека, который отдал мне комнату своего сына, я — не мужчина, и она — не женщина.
Я сын погибшего фиура, а она — любовница владетеля Шинироса.
Я убираю руку и отступаю, с неохотой, не отрывая взгляда от лица Нуталеи, но отступаю. Усилие многого мне стоит, но я не стану тем, кто под крышей гостеприимного хозяина попирает все законы этого самого гостеприимства. Нуталея ждет, замерев на месте. Очевидно, она думает, что я собираюсь раздеться, но когда я наклоняюсь и поднимаю с пола ее платье, все понимает.
Она стремительно шагает вперед и падает мне на грудь.
— Нет! Пожалуйста, Серпетис. — Ее руки цепляются за мои плечи, глаза глядят с мольбой, с отчаянием. — Пожалуйста. Поцелуй меня. Приласкай меня. Овладей мной.
Я качаю головой и мягко отстраняю ее от себя. Она прекрасна в своей страсти, она — одна из самых красивых девушек, виденных мною в жизни. Но она принадлежит наместнику земель, а ему принадлежит земля, которой владел мой отец. И ради памяти моего отца, ради памяти честного человека, я обязан сохранить достоинство.
— Тебе лучше уйти. Асклакин будет искать тебя.
— Он спит, он сегодня выпил много вина, — торопливо и горячо шепчет она. — Мигрис прибудет только утром, и у нас впереди вся ночь, Серпетис, Серпетис…
Но я уже справился с первым безумным порывом. Я даю ей в руки платье и прошу одеться и покинуть комнату. Нуталея стоит, держа в руках одежду, смотрит на меня, и губы ее дрожат. Я отворачиваюсь и иду в другой конец комнаты, где на столе стоит чаша с водой для умывания. Холодная вода освежает кожу и приводит в порядок мысли. Я вижу на столе доску с едой и чувствую прилив голода. Но сначала надо разжечь очаг. В комнате прохладно, а к утру станет еще холоднее.
— Ты мне нравишься, Серпетис, — говорит Нуталея. Я поворачиваю голову и вижу, что она так и стоит голая с платьем в руках. — И я тебе нравлюсь, я же заметила.
— Тебе лучше не испытывать мое терпение, Нуталея, — говорю я. — Возвращайся к себе. Тебе не стоит находиться здесь.
Уложив в очаге несколько брикетов орфусы, как называют в наших краях спрессованный высушенный помет скота, которым топят печи в домах от северной оконечности Каменного водопада до самого Первозданного океана, я нащупываю за очагом огниво и кремень и развожу огонь. Орфуса разгорается не сразу, но дает много тепла. Я опускаю шкуру, закрывая окно, и наконец слышу шаги.