Бессмертный избранный
Шрифт:
Я поднимаю голову и вижу у плеча его руку с ковшом. В нем — чистая вода, и в ней отражается небо, на котором еще видны звезды. Натянув рогожу до самой шеи рукой, в которой держу зуб, я второй рукой беру ковш и подношу к губам. Вода кажется сладкой, она холодная, и помогает мне проснуться окончательно. Поблагодарив бородача, я возвращаю ковш и забираюсь под тонкую рогожу. Мне холодно.
— Куда мы едем?
— Отдыхай, Инетис, еще долго ехать, — говорит он. Усмехается еле слышно. — А то не знаешь ты, куда мы едем. В вековечный лес тебя везу. Умерла же ты.
Только теперь, после его слов, я начинаю понимать, что за запах чувствовала тогда, в
— Ты умерла, Инетис, — повторяет бородач и снова усмехается. — Я довезу тебя до вековечного леса, и правитель даст мне много денег, чтобы я купил себе новую повозку.
— Он велит убить тебя, чтобы ты никому не смог рассказать обо мне, — говорю я, лязгая от холода зубами. — Так вернее.
Бородач долго молчит. Лошадь бежит ровно, повозка почти не трясется, и я снова начинаю засыпать.
— Старая Сминис служила правителю верой и правдой, и он убил ее, — говорю я сонно. — И тебя убьет.
— Спи, Инетис. — И я закрываю глаза и проваливаюсь в сон, услышав его последние слова. — Не убьет меня никто. Не на того напали.
Я дремлю под рогожей еще немного, а потом мы останавливаемся, и я открываю глаза. Над головой по-прежнему утреннее небо, вот только звезды уже не видны, и я чувствую на щеке прикосновение первых лучей солнца. Стало теплее, волосы мои высохли и тело как будто согрелось. Я сажусь в повозке, закрывая тело рогожей, и оглядываюсь вокруг. Мы стоим у ручья, бородач поит лошадь, гнедую кобылку с жидкой гривой. Он ласково гладит лошадиный бок и что-то приговаривает, зорко глядя вокруг.
— Инетис, проснулась, — говорит он, наткнувшись на мой взгляд. — Вот и хорошо, сейчас утренничать будем. Если куда нужно, иди. Постоим еще немного, да ехать пора. До леса далеко.
Я понимаю, о чем он, и решаю воспользоваться возможностью. Бородач следит за мной взглядом, пока я не скрываюсь в кустах. Похоже, он уверен в том, что я не сбегу. Мысль о побеге мелькает в моей голове, но я сразу же отбрасываю ее. Куда мне бежать? Далеко ли я убегу босиком в тонкой одежде, которая не защитит меня от ночного холода? Я не знаю, сколько еще до вековечного леса. Восточная граница Асморы не так уж и далеко от Асмы, но я никогда не ездила в эту сторону. Из Тмиру в Асму ведет Большой тракт, на ней запросто могут развернуться две больших повозки, а по этой дороге одна — и та едет, подпрыгивая на ухабах.
— Доедем до Обводного, легче будет, — говорит мне бородач, когда мы, усевшись в повозку, уписываем за обе щеки то, что нашлось в его узелке с едой — хлеб, твердый соленый сыр, сушеное мясо, зеленый лук. В Асморе к каждой трапезе полагается лук. В теплое время едят зеленый лук или свежие луковички, в холодное — маринованный в бочках, острый, пахнущий пряностями и приятно обжигающий язык. В Тмиру мы к такому не привычны, но мне нравится лук, и теперь с удовольствием его жую. — По этой дороге редко кто попадается, Инетис, а нам не надо, чтоб часто. Ты ж все-таки умерла.
Я нетерпеливо передергиваю плечами, когда он снова смеется. Тихо, почти неслышно, себе под нос.
— Как ты вывез меня из Асмы?
— Да на повозке и вывез. Умерла ты вечером, в ночь уже Мланкин отдал приказ тебя увозить. Сказал, что из тебя вода гнилая полилась. Боялся, как бы не растеклась до завтрашнего
Кровь отливает от моих щек. О мой мальчик. О мой Кмерлан.
— Мы тебя погрузили на повозку, накрыли рогожиной, чтоб лица твоего видно не было, и повезли. Я проводник, кто б меня остановил.
— А если бы я попросила тебя отпустить… Ты бы отпустил?
Я смотрю на него, он гладит бороду своей мозолистой рукой и качает головой.
— Не попросишь ведь, Инетис. Нет тебе иной дороги, только в вековечный лес.
— Откуда ты знаешь? — Я пристально вглядываюсь в бородача, и он снова усмехается и кладет в рот последний кусочек хлеба. Краюху заворачивает обратно, аккуратно складывает в узелок остатки сыра и лук. — Я не видела тебя раньше. Откуда ты? Ты давно служишь у нас?
Бородач зевает и глядит на солнце, наконец-то выбравшееся из-за горизонта. После двоелунных ночей солнце всегда восходит чуточку позже. Словно ленится, словно считает, что после такой яркой ночи люди Цветущей долины вполне могут еще немного побыть в темноте.
— Я давно Мланкину служу. Приглядываю за умершими, провожаю их. Шесть Цветений назад много людей проводил… — Его взгляд на мгновение затуманивается. — И провожу еще немало. Магов я сразу узнаю, Инетис. А ты — маг. И куда тебе дорога, как не в лес?
— Скажи мне свое имя, — прошу я, и бородач кивает.
— Скажу. Скажу, как время придет.
Я прищуриваю глаза и гляжу на него. Есть что-то в его лице, что напоминает мне брата. И взгляд слишком цепкий для простого проводника, которому поручили еще одни проводы. Я зачерпываю ковшом немного воды и плещу на руку, в которой держу зуб.
— Истина, истинная, имя твое выстраданное, вода скажет мне твое имя, — шепчу я и обхватываю мокрой рукой ручку ковша. Но вода молчит, хоть бородач и брался только что за эту ручку, и тепло его тела еще осталось на ней.
— Время еще не пришло, Инетис, — усмехается бородач.
— Ты — маг? — спрашиваю я, хотя уже знаю ответ.
Он качает головой.
— И для этих слов время еще не пришло. Отдыхай, Инетис. К лесу приедем еще нескоро. Набирайся сил.
Я задумчиво смотрю на оказавшийся бесполезным зуб, пожимаю плечами и забираюсь под рогожу. Меня везет в вековечный лес маг. Что-то подсказывает мне, что надо проделать этот путь с ним до конца. Я хочу спросить его, что будет со мной, но язык не слушается меня. Магия это или я просто все еще слишком слаба после лихорадки, но я снова уплываю в мир сновидений.
8. МАГ
Известие о кончине Инетис, правительницы Асморанты, владетельницы семи земель Цветущей долины от мора до неба и до гор, настигает нас с Улисом уже на подъезде к Шиниросу. После ночи в подвале какого-то самдуна мы просим хозяина подать горячую еду и питье, и тот, накладывая на тарелки тушеные потроха с гороховой кашей, рассказывает нам новость, которую принес скороход.
Я жалею, что не застал его — мне бы хотелось расспросить поподробнее. Но скороходам не до болтовни за кружкой пива, они постоянно бегут вперед, несут народу Асморанты вести, плохие или хорошие, добрые или недобрые. По случаю смерти правительницы самдун сегодня вечером будет закрыт. Хозяин намекает нам, что пора расплатиться за ночлег, и я достаю последние денежные кольца. На утреннюю трапезу хватит, а там уже и рукой подать до Шинироса. Южане подобрее асморийцев, да и работы, за которую можно получить кусок хлеба да чашку молока, в тех краях навалом. Приближаются Холода, и в поле и в хлеву есть, чем заняться.