Бессмертный
Шрифт:
Краем сознания я различала в коридоре громкие голоса.
— Что значит «приказано никого не пускать»? — звенел металлом уверенный мужской голос. — Кем приказано? — кто-то что-то отвечал в ответ, но тихо и, кажется, испуганно, что слов было не разобрать. — Я сказал, открывай дверь! Живо! — аргументы на наглого типа с громким голосом явно не подействовали. — Я вам всем устрою веселую жизнь, энтузиасты чертовы!
Громкоголосый добился своего, дверь поползла в строну и в мое поле зрения попали начищенные до блеска ботинки вошедшего и идеально выглаженные брюки со «стрелками».
Ноги приблизились ко мне, потом остановились, будто в нерешительности.
— Что с ней?
— Так это… я же говорю…
— Изволь яснее формулировать свою мысль, — тон раздраженный, ядовитый.
— Она сопротивлялась, напала на доктора Шрайтера.
— Шрайтера, значит, — многообещающе произнес хозяин начищенных ботинок, — вот, кто добрался до дела, старый садист.
Я не узнавала владельца голоса, но его слова, определенно, пришлись мне по душе. Старый садист, да…
Ноги снова приблизились, и их обладатель присел на корточки возле меня, перед этим привычным жестом подтянув брюки, чтобы не вытянулись коленки. Лица я все еще не видела, смотрела в одну точку прямо перед собой.
— Морган, ты меня слышишь?
Теплая ладонь дотронулась до меня в районе плеча.
— Ч-черт! — выругался гость и отдернул руку, будто обжегся, хотя мне было так холодно, что, скорее, обморозился. — Какого черта она делает раздетая на полу?
— Так… это… — испуганно залепетал ответчик, потом собрался и выдал на одном дыхании: — Не велено было заходить!
— Стадо баранов, — произнес обладатель дорогих брюк и ботинок.
А потом меня вновь коснулись теплые руки, подняли в воздух, будто я весила всего-ничего, а затем бережно уложили на койку. Накрыли одеялом по самый подбородок, но меня все еще трясло. Над головой вновь закружился потолок, и я закрыла глаза, потому что если бы продолжила смотреть на эту карусель, меня бы непременно вырвало.
— Что стоишь? — снова тон разгневанного королевского отпрыска. — Быстро принеси попить что-нибудь горячее.
— А как же охрана заключенной?
— По-твоему, она сейчас встанет и побежит?! — заорал мой защитник.
— Слушаюсь, сэр, сейчас, — а затем быстрые шаги.
— Бараны, — зло, с раздражением, но не мне. — Морган, ты меня слышишь? — а это уже мне, я хочу ответить, но не могу, мысль ускользает, а уже через мгновение все мое внимание отдается быстро стучащему сердцу. Нельзя так быстро стучать, нельзя. Слишком быстро, быстро…
Дорогие ботинки отошел от меня и с кем-то заговорил, кажется, по коммуникатору:
— Да, Гас, это я. Не занят? Дуй в тюремный блок… Знаю, что много работы… Гас, считай, что это моя личная просьба… Да, буду должен… Да, личное дело… Да, у меня тоже бывают личные дела… Да тут твой коллега начудил… Что значит: какой? Шрайтер, чтоб его… Надо откачать девчонку, — теплые пальцы накрыли мое все еще ледяное запястье, — не нравится мне ее пульс. И дыхание. Хрипит.
Хриплю? Я и не замечала. Да, хриплю. Воздух с трудом заходит в легкие и выходит с хрипами. Так вот почему мне тяжело дышать…
Очевидно, собеседники достигли взаимопонимания, потому что разговор прекратился. Незнакомец (или назовем его «неузнанный») подошел ко мне.
— Имей в виду, решишь умереть, оживлю и убью снова, — адресовал он мне странную угрозу, а потом я услышала удаляющиеся шаги.
— Как вы себя чувствуете? — заботливо осведомился доктор Огастус Лантер, в палате у которого я, наконец, окончательно пришла в себя несколько часов назад.
— Спасибо, все хорошо, — я выдавила из себя улыбку.
Я чувствовала себя на самом деле хорошо, меня больше трясло, мысли были ясными, дыхание свободное.
— Вот и славно, — улыбнулся доктор в ответ.
Медик казался очень приятным человеком, довольно молодой, где-то между тридцатью пяти и сорока, подтянутый, улыбчивый.
— Думаю, меня уже можно возвращать в камеру, — решила я, не желая, чтобы у доктора были проблемы из-за того, что я засиделась у него в палате.
Лантер нахмурился.
— В какую еще камеру?
— В ту, где мне полагается быть, — растерялась я.
— Ну что за глупости? Вы там, где и полагается, — фыркнул доктор.
— То есть? — то ли я еще не до конца пришла в себя, то ли вообще по жизни туго соображала.
— То есть, у вас весьма могущественный покровитель, — подмигнул мне Лантер. — Забудьте о камере… О, кстати, — он подхватил мою теремную одежду, лежащую на стуле и бросил ее в мусорный контейнер. — И об этом забудьте.
— Я… — я совершенно растерялась. — Я не понимаю.
— Скоро поймете, — подарил мне очередную улыбку улыбчивый доктор. — Если вы хорошо себя чувствуете, меня попросили отдать вам вашу одежду и проводить к флайеру, который отвезет вас… — он запнулся, не желая раньше времени выдавать конечную цель моего маршрута, — отвезет, куда нужно.
— Вы только что выбросили мою одежду, — напомнила я.
— Вашу одежду, — с нажимом повторил Лантер и указал на вешалку, на которой я обнаружила свою лондорскую форму, выстиранную и выглаженную.
Я часто заморгала и потрясла головой.
— Я сплю?
— Это вряд ли, — усмехнулся доктор. — Не тяните, меня ждут другие пациенты. Если готовы, собирайтесь. Душ за дверью. Я зайду через несколько минут.
Он вышел, а я все еще ошарашено смотрела ему вслед.
Как такое может быть? Как я вообще попала в эту палату? Все белоснежное, новейшая аппаратура, сам доктор — просто мечта из сериала про врачей. Как так?
Я потерла лоб, пытаясь вспомнить, что произошло. Вспомнила только ботинки. А еще наглый голос, хорошо поставленный, привыкший отдавать приказы. Этот голос напоминал мне… И Лантер сказал про могущественного покровителя… Нет, этого определенно не может быть!
Нормальный душ и привычная одежда частично вернули мне чувство собственного достоинства. Улыбка и доброжелательность доктора Лантера тоже многого стоили, по правде говоря, я думала, что все оставшиеся дни своей жизни мне суждено провести в камере в зеленой униформе и под успокоительным.