Бессмертный
Шрифт:
— Не, ну ты представляешь? — негодовал Иолай. — Какая сволочь, залечь прямо у нас под носом. Точнее фактически над. Он там сидел все время, что мы были в гостинице?
— Если бы он был там, его бы не было в сенате.
— А, ну да, точно, — потряс Иолая головой. — Но он мог быть там ровно до того времени, пока мы не договорились о времени штурма, — предположил он.
— Это слишком рискованно. Скорее всего, в номере был его человек. Он вернулся туда, как только сбежал от нас.
— Ну, теперь не сбежит, теперь мы готовы.
Иолай был настроен решительно и не сомневался в их победе, даже
— На этот раз будем действовать осторожней, — продолжил Верон, — продумывая каждый шаг. Сейчас с нами нет Амара, так что если нас опять вырубят — мы покойники. Но с другой стороны, без его выходок все должно пройти лучше, чем в прошлый раз.
— Не доверяешь ему? — спросил Иолай как бы невзначай.
Верон призадумался, но ненадолго.
— Не особо, — ответил он. — А ты? Киборг призадумался:
— Даже не знаю, он вытащил нас уже из многих передряг.
— А вспомни, кто нас в них втянул.
— Тут не поспоришь, — вздохнул он.
Хотел Амар того или нет, но вся честная компания пошла за ним не по своему желанию, а от безвыходности. Бессмертного подставили, а вместе с ним и тех, кто был вокруг него. Иногда не ты выбираешь компанию, а она тебя. В любом случае, ни у кого из не было выбора, что особенно бесило Верона, который любил все держать под контролем, особенно свои эмоции, которые в последнее время слишком часто подвергались серьезным испытаниям.
— Он ведет себя слишком непринужденно, будто все, что происходит вокруг, всего лишь игра. Его неспособность умереть сделала его слишком жестоким и циничным, хочет он того или нет.
— Может, в тебе говорит ненависть?
— Ненависть? — вопросительно поднял брови камирутт. Это чувство это не испытывал особенно давно, еще со времен бойни у больницы, когда он пытался спасти Иолая, тогда еще ребенка. Он хотел забыть это чувство навсегда, оно не принесло ему ничего хорошего.
— Ну, он вроде как убил твоего отца, — неуверенно ответил киборг. — Фактически он жив, но все эти годы ты жил с мыслью, что это не так. И теперь ты подсознательно его ненавидишь за это.
— Не знаю, — ответил Верон минуту спустя. — Отец начал целую войну, чтобы отомстить одному Человеку, не важно, что тот ему сделал. Я мог стать таким же, если бы он меня воспитывал.
— Одно время ты…
— Я знаю, — отрывисто перебил киборга Верон, но тут же попытался вновь взять себя в руки. — Но я изменился. Мне помогли… Но если бы меня воспитывал отец, в тот день, возможно, именно я был бы тем, кто… стоял над тобой.
— Ты верно говоришь, что изменился, вот и продолжай идти по тому пути, который выбрал.
— Да, ты как всегда прав, — вздохнул Верон, но отнюдь не от того, что ему приходилось признавать чужую правоту; Иолай был единственным, чьи советы он по-настоящему слушал, хотя тот редко их давал, по крайней мере действительно дельные. — Обычно я тебя поучаю, а сегодня все шиворот-навыворот.
— Просто я еще молод, а ты уже дряхлеешь, — засмеялся Иолай. — Сколько тебе? Уже за пятьдесят? Для человека это середина
— Хорошо, что я не человек.
— Да я тоже не очень.
И они вместе рассмеялись, впервые за очень долгое время. И впервые за очень долгое время Верон даже не думал обуздывать свои эмоции.
Здание было таким же, каким мы его покинули, за исключением того, что его окружали толпы солдат. В основном они бесцельно толкались возле входа, периодически сменяясь с теми, кто внутри, выходили курить, как будто в воздухе и без того не хватало дыма. Непонятно, на кой черт Неросу потребовалось столько народу. Может, он все же не собирается подпускать меня к себе?
У здания было двадцать этажей плюс пентхаус, хотя из-за высоких потолков в номерах казалось, что здание намного выше. По форме оно напоминало прямоугольную вазу, расширяясь кверху, из-за чего самый верхний этаж как бы нависал над улицей, пугая своей мнимой хрупкостью. Туда-то мне и стоило забраться. Эх, так и знал, что надо было прихватит с собой альпинистское снаряжение!
Само здание фасадом выходило на широкую улицу, правая же сторона выходила на здание сената и площадь перед ним. Но две остальные скрывались во мраке, теснясь рядом с другими домами, которые сами едва достигали двадцати этажей, однако были обычными, без высоких потолков. Гостиница накрывала все позади себя своей огромное тенью, что в темноте ночного неба выглядело еще более жутко, чем днем. Фонарей в таких узких переулках не было, что с одной стороны нагнетало атмосферу, но с другой позволяло оставаться незамеченным.
Пройдя назад по улице, я пересек широкую дорогу, что не осталось бы незамеченным, если бы тамошние фонари оставались целыми. Зайдя в один из злачных переулков, где, как и полагается переулкам, пованивало, я направился направо, в сторону гостиницы, точнее, к зданию позади нее. У здания некстати оказался домофон: небольшая вмятина в виде ладони, отсвечивающая зеленоватым, рядом небольшая панель с цифрами. Жильцам дома, для того, чтобы попасть внутрь, необходимо было просто приложить ладонь, но с посетителями было сложнее: сначала им необходимо было так же приложить ладонь, а затем набрать номер нужной квартиры, дозваниваясь до жильцов. Таким образом, никто из посетителей не оставался неизвестным. Была поздняя ночь, так что вряд ли кто-то на радостях от полуночного пробуждения соблаговолит впустить меня, да и сигнал тут же поступит оператору, который узнает по отпечаткам мою личность. Не удивлюсь, если этот оператор сидит в двух метрах от Нероса.
Еще у двери стояла камера, а зная пристрастие этого чертова гераклида к камерам, он точно наблюдал за всем, что творится снаружи. Было очевидно, что он ждет меня, но все равно хотелось бы сделать ему сюрприз. С одной стороны, если я оставлю камеру в покое, она меня засечет, но с другой, если я ее сломаю, это тоже сделает очевидным мое присутствие. Нерос не глуп. Я вспомнил, что забыл подобрать Факсимильные Кубы, и теперь жалел об этом, хотя вряд ли они бы уцелели во взрыве.
Благо, камера, как я видел, была всего одна, а располагалась она ко мне задом, к двери передом. Еще она была не звукозаписывающей. В этом я разбирался.