Бессонница (др.перевод)
Шрифт:
– Ну да, – сказал Ральф. – Не просишь.
– Мы надеемся собрать пять тысяч подписей к первому сентября и послать их Сьюзан Дей. Может быть, ничего хорошего из этого не получится: Дерри – не самый большой город в мире, а у нее, наверное, все расписано до начала следующего века, – но попробовать стоит.
Ральф хотел было сказать Хэму, что единственная петиция, которую он бы подписал, – это обращение к богам сна с просьбой вернуть ему обратно те три часа нормального здорового сна, которые они у него украли, но потом посмотрел на лицо Давенпорта и передумал.
Каролина бы подписала эту дурацкую петицию, подумал
Но если честно, это была бы не главная причина, почему она подписала бы эту петицию. Она бы сделала это, чтобы увидеть вблизи и «вживую» такого известного человека, звезду мирового масштаба, как Сьюзан Дей. Она подписала бы эту петицию просто из любопытства, которое было, наверное, основной чертой ее характера. И даже опухоль мозга не убила его до конца. За два дня до смерти она вытащила у него из книжки билет в кино, который он использовал вместо закладки, потому что ей стало интересно, какой фильм он смотрел. Кстати, это был фильм «Несколько хороших парней», и сейчас Ральф удивился и даже слегка испугался – как все-таки больно ему вспоминать об этом. До сих пор. Очень больно.
– Конечно, – сказал он Хэму. – Я с удовольствием подпишу.
– Наш человек, – провозгласил Давенпорт и стукнул его по плечу. Мрачный взгляд сменился улыбкой, но Ральф сомневался, что его согласие так уж сильно повысило настроение Хэму. Улыбка вышла кривой и не особенно убедительной. – Пойдем в мое прибежище всех пороков.
Ральф прошел следом за ним в пропахший табаком магазин, который не смотрелся таким уж порочным в половине десятого утра. Уинстон Смит степенно прошествовал вперед, потом остановился и еще раз взглянул на Ральфа своими желтыми глазами. Он – дурак, и ты тоже дурак, говорил этот взгляд. Учитывая обстоятельства, Ральф не стал бы оспаривать это малоприятное заключение. Он сунул газеты под мышку, наклонился над листком бумаги, который лежал на прилавке у кассы, и подписал петицию, в которой общественность Дерри просила Сьюзан Дей приехать в город и выступить в защиту Женского центра.
Подъем на холм оказался совсем не таким кошмарным, как опасался Ральф, и, проходя перекресток Витчам и Джексон, он еще подумал: Ну вот, все не так плохо…
И вдруг он понял, что у него звенит в ушах, а ноги дрожат и буквально подкашиваются. Он остановился на Витчам-стрит и приложил руку к груди. Он почувствовал, как под рубашкой бешено колотится сердце, и это его напугало. Он услышал какой-то шелест и увидел, что из бостонского «Глоуба» вывалился рекламный проспект и мягко приземлился в канаву. Он хотел наклониться, чтобы его поднять, но потом передумал.
Не надо, Ральф. Если ты наклонишься, то скорее всего упадешь. Пусть валяется, дворник потом уберет.
– Да, пожалуй. Хорошая мысль, – пробормотал он, выпрямляясь. Черные точки замелькали перед глазами, словно какая-то сюрреалистическая стая ворон, и в какой-то момент ему показалось, что он сейчас рухнет на мостовую и ему будет уже все равно.
– Ральф? С тобой все в порядке?
Он осторожно оглянулся и увидел Луизу Чесс, которая
– Да, все нормально, – сказал он и заставил себя сдвинуться с места. Ощущение было такое, что он идет сквозь густой сироп, но до скамейки он дошел вполне пристойно. Хотя и не смог отказаться от замечательной возможности присесть.
У Луизы Чесс были большие темные глаза – когда Ральф был ребенком, такие глаза называли испанскими, – и он даже не сомневался, что десятки мальчишек украдкой вздыхали об этих глазах, когда Луиза училась в школе. Они по-прежнему были очень красивыми и выразительными, но Ральфа сейчас не особо заботило то волнение, которое он в них увидел. Это было… что? Как-то уж слишком близко, чтобы совсем не тревожиться, это была первая мысль, которая пришла ему в голову, но он не был уверен, что это правильная мысль.
– Нормально, – эхом отозвалась Луиза.
– Точно. – Он достал из заднего кармана носовой платок, убедился, что он чистый, и вытер лоб.
– Ты меня, конечно, извини, Ральф, но вид у тебя далеко не нормальный.
Ральф ее не извинял, но не знал, как об этом сказать.
– Ты бледный, вспотевший и мусоришь, где попало.
Ральф удивленно взглянул на нее.
– Что-то выпало у тебя из газеты. Какая-то рекламка.
– Правда?
– Ты сам знаешь прекрасно, что правда. Извини, я сейчас.
Она встала, перешла улицу, наклонилась (Ральф заметил, что для женщины шестидесяти восьми лет ножки у нее еще очень даже ничего) и подняла проспект. Потом вернулась к скамейке и села.
– Вот, – сказала она. – Теперь ты больше не мусоришь.
Неожиданно для себя он улыбнулся.
– Спасибо.
– Не за что. Теперь я вправе воспользоваться купоном от Максвелл-Хаус, съесть, к примеру, вегетарианский гамбургер и выпить диетической колы. Я так растолстела с тех пор, как умер мой мистер Чесс.
– Ты вовсе не толстая, Луиза.
– Спасибо, Ральф, ты настоящий джентльмен, но не будем отвлекаться. У тебя голова закружилась, да? Ты чуть не упал.
– Я просто слегка задохнулся, – натянуто отозвался он и обернулся, чтобы взглянуть на ребятишек, которые играли в парке в бейсбол. Они смеялись и бегали по площадке. Ральф позавидовал их молодым легким.
– Значит, слегка задохнулся?
– Да.
– Просто слегка задохнулся.
– Луис, тебя заело, как старую пластинку.
– Ну ладно, старая пластинка сейчас кое-что тебе скажет. Ты просто псих, если в такую жару потащился на холм. Если ты хочешь гулять, почему бы тебе не пройтись по шоссе, продолжению Харрис-авеню, там все-таки ровная местность.
– Потому что эта дорога напоминает мне про Каролину. – Ральфу и самому не понравился его грубый, холодный тон, но он ничего не мог с собой сделать.
– Вот черт. – Луиза легонько коснулась его руки. – Прости, пожалуйста.
– Все в порядке.
– Нет, не в порядке. Я должна была сообразить. Но твой нынешний вид мне тоже очень не нравится. Тебе уже не двадцать лет, Ральф. И даже не сорок. Я не хочу сказать, что ты в плохой форме – для своих лет ты просто в отличной форме, – но тебе надо себя поберечь. Я думаю, Каролина бы не обрадовалась тому, что ты себя гробишь.