Бессонница
Шрифт:
«Или вообще никогда»
Да, или вообще никогда.
Он заметил миссис Перрин, скорее всего возвращавшуюся из «Надежного места» — гибрида бесплатной харчевни и ночлежки для бездомных. Ральф снова удивился ее странной, скользящей походке. Она шла прямо, будто проглотив палку, и даже не покачивала бедрами. Ее волосы, все еще темные, сдерживала — а скорее всего, покоряла — сетка для волос, которую она носила, словно рыцарь доспехи. Плотные чулки цвета лакричных леденцов вырастали из безупречно белых туфель… Сегодня вечером миссис Перрин надела мужское шерстяное пальто, полы которого скрывали ноги до самых щиколоток, так что взору Ральфа, было доступно не так уж много. Казалось, при ходьбе старуха полагалась лишь на верхнюю часть ног — Ральф подумал, что это, вероятнее всего, результат болей в позвоночнике, — и сей способ передвижения вкупе с длинным пальто придавал облику Эстер Перрин, что-то сюрреалистическое.
Она напоминала фигурку черной королевы на шахматной доске, либо передвигаемой чьей-то невидимой рукой, либо движущейся по собственной воле.
Когда старуха приблизилась к месту, где сидел Ральф — одетый в ту же порванную рубашку и поглощающий ужин прямо из кастрюли, — ауры снова стали просачиваться в видимый мир. Зажглись фонари, и теперь Ральф видел нежно-сиреневые арки, висящие над каждым из них. Над некоторыми крышами вздымалось красное марево, другие крыши источали желтый туман, кое-где мелькали светло-вишневые проблески. На востоке, где уже собиралась ночь, горизонт пестрел неясными зелеными вспышками.
Ральф наблюдал, как вокруг миссис Перрин собиралась аура — серо-стальная, цвета формы курсантов Вест-Пойнта. Более темные пятна, наподобие фантомных пуговиц, мерцали над ягодицами старухи (Ральф считал, что спрятанная где-то под одеждами, все же имелась и такая часть тела).
Ральф не был уверен, но подумал, что эти пятна вполне могут быть признаком развивающейся болезни.
— Добрый вечер, миссис Перрин, — вежливо приветствовал ее он, наблюдая, как слова принимают форму снежинок.
Женщина окинула Ральфа презрительным взглядом, одновременно делая выводы и ставя на нем крест.
— Вижу, что ты все в той же рубашке, Робертс, — отрезала она.
Она не произнесла, но Ральф был уверен, что подумала:
«Я вижу также, как ты, сидя на веранде, уплетаешь бобы прямо из кастрюли, словно оборванец, которого никогда не учили хорошим манерам… А я всегда запоминаю то, что вижу, Робертс».
— Да, — кивнул Ральф. — Кажется, я забыл переодеться.
— Хм-м-м, — протянула миссис Перрин, и теперь Ральфу показалось, что женщина мысленно оценивает состояние его нижнего белья. «Когда же в последний раз ты менял его? Страшно даже подумать, Робертс».
— Великолепный вечер, миссис Перрин.
Еще один быстрый, какой-то птичий взгляд, только теперь в сторону неба. И затем снова на Ральфа.
— Похолодает.
— Вы так считаете?
— Да — бабье лето кончилось. Теперь по моей спине можно предсказывать погоду, но с этим заданием она справляется великолепно. — Старуха помолчала. — Кажется, это кофта Билла Мак-Говерна?
— Так и есть, — согласился Ральф, размышляя, последует ли вопрос насчет того, известно ли об этом Биллу. Но миссис Перрин только приказала ему застегнуться.
— Ты ведь не хочешь стать кандидатом в туберкулезники? — строго вопросила она, а поджатые губы добавили:
«Как и в сумасшедшие».
— Абсолютно, — заверил ее Ральф. Он отставил кастрюлю в сторону, потянулся к пуговицам кардигана, затем остановился. На левой руке была рукавица-ухватка, но он не замечал ее до последнего момента.
— Лучше снять рукавицу, — заметила миссис Перрин, сверкнув глазами.
— Согласен, — покорно произнес Ральф. Он сбросил рукавицу и застегнул кардиган Мак-Говерна.
— Мое предложение остается в силе, Робертс.
— Простите?
— Насчет починки рубашки. Если только ты сможешь расстаться с ней на пару дней. — Старуха помолчала. — Надеюсь, у тебя есть другая, чтобы носить, пока я починю эту?
— Конечно, — ответил Ральф. — И даже несколько.
— Рубашки следует менять каждый день. Робертс, у тебя на подбородке соус. — После этой тирады миссис Перрин отправилась дальше.
То, что последовало затем, Ральф сделал не понимая и не размышляя, повинуясь инстинкту, как и в случае с отсекающим жестом, когда он пытался отпугнуть доктора N3. Он поднял левую руку и свернул ладонь трубочкой вокруг рта. Затем резко, с присвистом, вдохнул.
Результат оказался поразительным. «Карандаш» серого света вырвался из ауры миссис Перрин наподобие иглы дикобраза. Он внезапно растянулся, ринувшись назад, в то время как сама женщина двигалась вперед, миновал устланную листьями лужайку и устремился в трубочку, сооруженную пальцами Ральфа. Сделав еще один вдох, Ральф ощутил проникновение этого потока как вхождение чистой энергии. Неожиданно он почувствовал себя засветившимся, наподобие неоновой вывески над зданием кинотеатра. Распирающее ощущение силы — ощущение, что в любой момент он может взорваться, — пробежало по его груди, желудку, скатилось по ногам к кончикам пальцев, одновременно бросившись в голову, угрожая разорвать череп, будто тонкое бетонное покрытие противоракетного бункера.
Ральф видел лучи света, такие же серые, как наэлектризованный туман, дымящимися потоками исходящие от его пальцев. Пугающее и в то же время радостное ощущение силы озарило его мысли, но только на мгновение.
Затем последовали угрызения совести и страх.
"Что ты делаешь, Ральф? Чем бы это ни было, оно не принадлежит тебе.
Разве стал бы ты красть деньги из ее сумочки, пока никто не видит?"
Ральф чувствовал, как пылает его лицо. Он опустил руку и закрыл рот.
Когда губы и зубы сомкнулись, он четко услышал — и почувствовал, — как что-то хрустнуло внутри. Звук, как от надкусывания стебля свежего ревеня.
Миссис Перрин остановилась, и Ральф с тревогой отметил, как она слегка обернулась и огляделась по сторонам. «Я не хотел, — мысленно пояснил он. — Честное словом миссис Перрин, я не хотел — ведь я только начинаю постигать все это».
— Робертс?
— Да?
— Ты что-нибудь слышал? Похоже на пистолетный выстрел?
Ральф почувствовал, как запылали уши, когда он покачал головой:
— Нет… У меня слух уже не тот…
— Скорее всего, на Канзас-стрит выстрелила выхлопная труба, — произнесла женщина, не обращая внимания на слабые оправдания Ральфа. — Но все равно, сердце у меня ушло в пятки.