Бессонница
Шрифт:
— Мы отыскали?
Она казалась удивленной… И несколько настороженной, будто подозревала, что он подшучивает над ней. Или ведет себя с ней, как с «нашей Луизой».
Луиза подошла и взяла Ральфа за руку.
— Пойди в ванную. Взгляни на себя в зеркало.
— Я отлично знаю, как выгляжу, черт побери, я только что побрился.
Очень тщательно.
Она кивнула:
— Ты хорошо потрудился, Ральф… Но дело вовсе не в щетине.
Просто посмотри на себя.
— Ты серьезно?
— Да, — твердо ответила Луиза. — Очень серьезно.
Ральф почти дошел до двери, когда она произнесла:
— Ты не только побрился; ты еще и рубашку сменил. Молодец. Мне не хотелось говорить, но она порвалась.
— Разве? — спросил Ральф. Он стоял спиной, так что Луиза не заметила его улыбки. — А я и не заметил.
Минуты две, опираясь на умывальник, Ральф разглядывал себя в зеркало.
Столько времени понадобилось ему, чтобы рассмотреть то, что мысленно он уже видел. Пряди вновь появившихся черных, блестящих словно вороново крыло волос поражали воображение, как и исчезновение уродливых мешков под глазами, но он не мог оторвать взгляда от того, каким образом выглядели его губы, избавившиеся от глубоких морщин. Незначительная… Неестественная вещь. Рот совершенно молодого человека. И… Внезапно Ральф засунул палец в рот и провел им по правой нижней десне.
Он не был совсем уверен, однако ему показалось, что десна немного припухла, готовая обнажить новый ряд зубов. — Вот это да, — пробормотал Ральф, мысленно переносясь в тот знойный день, когда он столкнулся с Эдом Дипно на его лужайке. Тогда Эд поведал ему, что Дерри наводнен обезумевшими созданиями-детоубийцами. Чудовищами, крадущими жизнь. «Сюда стягиваются все силы, — сообщил ему Эд. — Знаю, трудно поверить в подобное, но это так».
Теперь Ральфу поверить было легче. Труднее стало соглашаться с утверждением, что Эд сошел с ума.
— Если и дальше пойдет в том же духе, — стоя у двери, сказала Луиза, — нам придется пожениться и уехать из города, Ральф. Симона и Мина не могли — в прямом смысле слова — отвести от меня взгляд. Я вовсю распространялась насчет новой косметики, полученной по почте, но они не клюнули на эту удочку. Мужчина мог бы поверить, но женщина отлично знает, что косметике под силу, а что нет.
Они вернулись в кухню, и, хотя ауры временно исчезли, Ральф кое-что все же увидел свечение, исходящее от воротника шелковой блузы Луизы.
— В конце концов, я сказала им единственную вещь, которой они могли поверить.
— Что именно? — поинтересовался Ральф.
— Я сказала, что встретила мужчину. — Луиза замялась, а затем, заливаясь румянцем, выпалила: — И влюбилась в него.
Ральф взял ее за руку и повернул к себе. Он смотрел на маленькую, аккуратную складочку у локтя и думал, как бы ему хотелось прикоснуться к ней губами. Или кончиком языка. Затем он взглянул на Луизу:
— А это правда?
Она ответила ему искренним, исполненным надежды взглядом и тихонько ответила:
— Мне так кажется, но теперь все так странно. Я уверена лишь в одном: мне хочется, чтобы это было правдой. Мне нужен друг. Я так долго была испугана, несчастна, одинока. Одиночество — самое страшное, когда стареешь, — не боли и ломота в пояснице и не то, как задыхаешься, поднимаясь по лестнице, по которой взлетал, когда тебе было двадцать, а именно одиночество.
— Да, — согласился Ральф. — Это самое страшное.
— Никто с тобой больше не разговаривает, иногда люди беседуют в твоем присутствии, но это не одно и то же — чаще всего возникает ощущение, будто тебя вообще не видят. С тобой такое случалось?
Ральф подумал о Дерри Старых Кляч, городе, который игнорирует спешащий-на-работу, спешащий-поиграть мир, и кивнул.
— Ральф, обними меня.
— С удовольствием, — отозвался он и нежно заключил женщину в объятия.
Некоторое время спустя, взъерошенные, изумленные и невероятно счастливые Ральф и Луиза сидели в гостиной на диване, таком узком, что им приходилось тесно прижиматься друг к другу. Но никто из них не возражал.
Рука Ральфа покоилась на плечах Луизы. Она распустила волосы, а он перебирал пряди, удивляясь тому, как быстро забывается в пальцах ощущение женских волос, так удивительно отличающихся от мужских. Луиза поведала ему об игре в покер, а он внимательно слушал, поражаясь, но не слишком удивляясь.
Около дюжины женщин собирались в Ладлоу каждую неделю, чтобы поиграть в покер, делая небольшие ставки. Домой возвращались, проиграв пять баксов или выиграв десятку, но чаще всего дело заканчивалось выигранным долларом или оставленной на карточном столе гореткой мелочи. И хотя среди них на парочку хороших игроков приходилась парочка тупиц (Луиза причисляла себя к первой категории), в основном это был способ неплохо провести вечер — своеобразная аналогия шахматных турниров мужской половины Старых Кляч.
— Вот только сегодня я никак не смогла проиграть. Я должна была бы вернуться домой без цента в кармане: где уж тут сосредоточиться, если тебя постоянно спрашивают, какие витамины я принимаю, где я делала профилактику лица и все в том же духе, а ты должна что-то сочинять в ответ, стараясь не запутаться в собственном вранье.
— Трудновато тебе пришлось, — посочувствовал Ральф, стараясь не улыбаться.
— Очень тяжело. Но вместо того, чтобы проигрывать, я продолжала загребать деньги. И знаешь почему, Ральф?
Он знал, но покачал головой, давая возможность Луизе сказать все самой. Ему нравился звук ее голоса.
— Причиной всему ауры. Я не всегда знала точно, какие карты у них в руках, но даже тогда была уверена, каково истинное положение вещей. Я не всегда видела ауры — ты же знаешь, они приходят и уходят, — но все равно я играла лучше, чем когда-либо прежде. А потом я стала специально проигрывать, чтобы они не возненавидели меня. И знаешь что? Даже специально проигрывать оказалось очень трудно. — Луиза взглянула на свои руки, потом вдруг забеспокоилась. — А возвращаясь домой, я совершила поступок, которого стыжусь.