Бессонница
Шрифт:
Ральф снова увидел ее ауру: смутный, молочно-серый призрак, в котором кружили крошечные темно-синие капельки.
— Прежде чем сказать, послушай меня. Может быть, я расскажу тебе о чем-то подобном.
Он поведал ей о своей встрече с миссис Перрин, когда он, сидя на веранде, ел и ждал Луизу. А едва он признался в том, что сделал со старенькой леди, у него снова запылали уши.
— Да, — произнесла Луиза, когда Ральф закончил свое повествование. — То же самое сделала и я… Но я не хотела, Ральф… По крайней мере, я не думаю, что поступала осознанно. Я сидела на заднем сиденье автомобиля
Потому что она завидовала, Ральф. Я видела это по ее ауре. Неудивительно, что ревность называют зеленоглазым чудовищем? В общем, я показала пальцем в окно и сказала: «О, Мина, какой прелестный дом». А когда она отвернулась, чтобы взглянуть, я… Я сделала то же самое, что и ты, Ральф. Только я не сворачивала ладонь трубочкой. Я просто собрала губы… Вот так… — Луиза продемонстрировала, став похожей на женщину, приготовившуюся к поцелую, и Ральфа потянуло, непреодолимо и сильно, воспользоваться бы этим… И я вдохнула большое облако ее поля.
— И что случилось? — с интересом спросил Ральф. Луиза горестно рассмеялась:
— Со мной или с ней?
— С вами обеими.
— Мина подпрыгнула и хлопнула себя по шее. "На мне жучок!
— воскликнула она. — Он укусил меня! Сними его, Лу! Помоги, пожалуйста!"
Конечно, никакой букашки там не было — я стала этой букашкой, — но я все равно смахнула с ее шеи невидимого жучка, опустила стекло и сказала, что он улетел. Мине еще повезло, что я обмахнула ее шею, а не выколотила мозги — вот насколько я была переполнена энергией. У меня возникло чувство, будто я легко могу пробежать всю дорогу до дома.
Ральф кивнул. Луиза, помолчав, заключила:
— Это было замечательно… Слишком замечательно. Как в телевизионных историях о наркотиках — сначала они возносят тебя в рай, а затем низвергают в ад. А что, если мы уже не сможем остановиться?
— Да, — согласился Ральф. — И что, если мы причиняем людям вред? Я все время думаю о вампирах.
— А знаешь, о чем все время думаю я? — Луиза перешла на шепот. — О том, что говорил Эд Дипно. О Центурионах. Что, если это мы, Ральф? Что, если это и есть мы?
Ральф, прижав женщину к себе, поцеловал ее в макушку. Луиза, произнеся вслух самые ужасные его мысли, облегчила боль его сердца, но и заставила задуматься над мыслью, что одиночество — самое страшное в старости.
— Понимаю, — ответил Ральф. — То, как я поступил с миссис Перрин, было сделано под влиянием момента — я вообще не раздумывал над этим. А ты?
— Именно так все и происходило. — Луиза положила голову ему на плечо. — Мы не можем поступать так и дальше, — сказал он. — Потому что это действительно может стать дурной привычкой. Потому что все, что так хорошо, обязательно превращается в наркоманию, согласна? Мы обязаны постараться выстроить некую защиту против таких неосознанных поступков. Потому что, по-моему, я пользовался этим даром, ведь так? Именно поэтому… Его перебил скрип тормозящих шин. Луиза и Ральф встревоженно посмотрели друг на друга, а звук не прекращался.
Когда утих скрежет тормозов, послышался глухой удар. Затем последовал то ли детский, то ли женский крик, Ральф не смог точно определить. Возглас:
«Что случилось?»
Затем: «Авария!» — и топот бегущих ног по тротуару. — Оставайся на диване, — сказал Ральф и поспешил к окну в гостиной.
Когда он подбежал к нему, на него упала тень вставшей рядом Луизы; в душе Ральф одобрил ее поступок. В подобных обстоятельствах точно так же поступила бы и Кэролайн.
Они смотрели на ночной мир, переливающийся и пульсирующий в странном свете. Ральф знал, что они увидят Билла, знал это — Билла, сбитого проезжавшей машиной, мертвого Билла, лежащего на улице с панамой возле его вытянутой руки. Он покрепче прижал к себе Луизу, а она схватила его за руку.
Но в свете фар «форда» распластался не Билл, а Розали. Ее утренним экспедициям пришел конец. Собака лежала в луже растекающейся крови с перебитым в нескольких местах хребтом. Когда водитель, сбивший ее, опустился на колени возле старой бродяжки, безжалостное сияние уличного фонаря высветило его лицо. Водителем оказался Джо Уайзер, фармацевт из «Райт-Эйд», по краям его желто-оранжевой ауры метались красно-синие, вспышки. Он гладил собаку по боку, и с каждым поглаживанием мерзкой черной ауры, облепившей Розали, поле ее разрушалось.
Ужас охватил Ральфа, омыл его волной холода, превращая яички в один плотный комок. И внезапно он снова перенесся в июль 1992 года: Кэролайн умирает, постукивает Страж Смерти, а Ральф пытается удержать обычно столь уравновешенного мужа Элен от попытки вцепиться в горло толстяку-садовнику.
И тут — вишенка на шарлотку, как сказала бы Кэролайн, — появляется Дорренс Марстеллар. Старина Дор. И что же тогда он сказал?
«Я бы не стал больше прикасаться к нему… Я и так уже не вижу твоих рук».
Не вижу твоих рук.
— О Господи, — прошептал Ральф.
В реальность Ральфа вернула Луиза, шатающаяся из стороны в сторону, готовая в любую секунду упасть в обморок.
— Луиза! — резко крикнул Ральф, хватая ее за руку. — Луиза, как ты себя чувствуешь?
— Кажется…
Хорошо… Но, Ральф… Ты видишь…
— Да, это Розали. Думаю, она…
— Я не имею в виду ее, я говорю о нем! — Она указала вправо.
Доктор N3 стоял, опираясь о багажник «форда» Джо Уайзера, панама Билла Мак-Говерна съехала на его лысый затылок. Он смотрел на Ральфа и Луизу, дерзко ухмылясь, затем медленно поднял маленькую ручонку и показал им «нос», помахивая коротенькими пальчиками.
— Ах ты, подонок! — закричал Ральф, в отчаянии ударяя кулаком в стену.
К месту происшествия сбегались люди, но они ничем не могли помочь: собака умирала. Черная аура сгущалась, превращаясь в подобие обожженного кирпича, она обволакивала собаку черным покровом, и каждый раз рука Уайзера исчезала, когда тот проводил ею по этому ужасному савану.
Теперь доктор N3 выставил вперед указательный палец и склонил голову набок, как бы говоря: «Внимание!» Он на цыпочках прошел вперед абсолютно ненужный жест, все равно его никто не видел, но карлик, очевидно, питал страсть к театру — и потянулся к заднему карману брюк Джо Уайзера.