Бессонный патруль (сборник)
Шрифт:
С минуту размышляла, оттопырив нижнюю губу:
— Сидит вечно без денег, стипендию не получает… — И решительно отрезала: — Нет, не знаю.
Ханзада смотрел на Задонскую во все глаза. Я сделал незаметный знак: не смущай, мол, девушку. Но мой помощник никак не отреагировал.
— Да тут целая швейная мастерская! — воскликнула Задонская, увидев в его руках иголку с ниткой, и добавила, явно кокетничая: — Интересно, какой шов у вас в моде?
— Любой, — отпарировал Ханзада. — Лишь бы не было шито белыми нитками.
Задонская оценила ответ и рассмеялась.
— Ханзада, — сказал
— Вы не против?
— Почему против? Пожалуйста, сколько угодно. На почте говорят: «Требуется доказать»… Вот и докажем, что не мой почерк. Пожалуйста, сверяйте.
Пока Ханзада брал образец почерка, я закончил писать протокол.
— Бог с ними, с деньгами, — доверительно произнесла Задонская, подписывая показания. — Презренный металл! Но все-таки кто сделал? Кому надо? Еще и здесь?.. Но, если это моя соседка… И здесь? О, писать научишься… Если это она!.. Знаете, верх подлости!
Перед тем, как направиться к двери, Задонская сказала:
— У меня к вам просьба: поговорите, если не трудно, с хозяйкой. Сейчас экзамены, а старухе — никакого дела. Вчера вещи чуть не повыбрасывала. Не по нраву, видите ли, пришлась. А чего? Мальчишки не ходят. Допоздна не задерживаюсь…
Я обещал, тем более, что встреча с хозяйкой непременно должна состояться. Разъяснил попутно, что все конфликтные вопросы о выселении решает суд.
— А когда дело прояснится? — поинтересовалась Задонская. — Не скоро?
— Как только будет готово заключение экспертизы, — ответил я. — Не позже субботы.
— Ловлю на слове! — Она взглянула на свои часики. — В субботу ровно в десять утра я приду. Имейте в виду! — И погрозила пальчиком.
— Попробуйте не сдержать обещания.
— Ни пуха, ни пера! — Вдруг оторвался Ханзада от дела.
— К черту… — небрежно ответила ему Задонская и опять повернулась ко мне: — Только вы с ней построже… Ладно? Приструните стяжательницу. Ну, до субботы…
Так она и осталась в памяти — стройная, милая, с солнечной прядью на бело-розовой щеке. И ни одного фальшивого жеста! Редкий человек держится так уверенно в кабинете следователя.
— У девушки талант общения, — сказал я. — Ты не находишь?
Мой помощник, казалось, только и ждал этой реплики.
— Странная вещь! — он откинулся на спинку стула, — Вот заметишь где-нибудь человека, просто так в глаза бросится: в автобусе, на улице… И все равно столкнешься с ним еще раз! Недавно на водной станции видел одну веселую компанию. А на вышке — девчонка в голубом. Поправляет шапочку. Помахала своим рукой. Оказывается, поспорила, что прыгнет. Вижу, бултых! И выходит, как ни в чем не бывало. И вот, пожалуйста, — торжествовал Ханзада. — Только что здесь была! Как по-вашему, ничего девчонка?
Ах, вот в чем дело!
— Выходит, это у тебя уже не первое свидание?
Ханзада замер. Не ответив, нагнулся, чтобы перекусить нитку.
— Подшил… Вот… — проговорил он, хмурясь и краснея мочками ушей. — Только шило… черт… Как списанный штык. Вот, смотрите, тупое. Неважнецкое, говорю, орудие труда… Не прокалывает, а рвет.
Эх ты, Ханзада, Ханзада…
— А
— Если надо и без машины разберемся, — буркнул Ханзада вдогонку. — Только меня это не интересует.
СПРОСИТЕ ПОЧТАЛЬОНШУ
Первые капли дождя дробно застучали по подоконнику. На стол, на бумаги полетели брызги. Я бросился к окну, чтобы закрыть его. Дождевые струи плотно заштриховали сквер и дальние дома прямыми серыми полосками. Ливень налетел на город внезапно — шумный, озорной…
— Ну, я и выдала. А кому? Нет, вы спросите, кому? — Минуту назад внезапное вторжение дождя оборвало бойкий рассказ кассира почты. Теперь она словно торопилась наверстать упущенное. — Ей и выдала, фифочке, которая к нам приходила. Если крашеная, значит ей вера?
Кассирша — решительная женщина лет тридцати пяти с сердитыми глазами и могучим торсом.
— Паспорт-то чей записан? Давайте глянем. Ее паспорт, Задонской. Ишь, зубоскалка, всех хочет вокруг пальца…
И все-таки кассирша держалась не очень уверенно. Говорила с надрывом. Размахивала руками. Еще бы! Выдать деньги другому лицу — служебная халатность. За это начальство, естественно, не похвалит.
— Мы бы вам поверили, — остановил я кассиршу, — если бы можно было объяснить: зачем нужно Задонской вводить нас в заблуждение.
Стул под женщиной жалобно заскрипел.
— Нужно, не нужно, — сварливо передразнила она. — Имейте в виду, я прямо говорю. Давайте тогда очную ставку, коли не верите. Я ей в глаза бесстыжие… прямо. Получала, а еще жалуется. Таким стилягам, конечно, вера… Не верите, так у почтальона поинтересуйтесь. Извещение принесли? Принесли. Не куда-нибудь — на дом. Нет, что хотите, а моей вины нету! Спросите лучше почтальоншу: кому она вручала извещение?
Хорошо, послушаем почтальоншу.
В кабинет вошла высокая, худощавая, какая-то чересчур подвижная женщина. Было в ее продолговатом лице с длинным носом и близко посаженными глазами что-то неприятное. Угодливость? Неприязнь вызывало и покашливание в кулак, и тихий голос, и манера сидеть на краешке стула.
Такая, конечно, могла на Задонскую и накричать.
Свой паспорт женщина оставила дома. Обозвала себя недотепой. Принялась пространно, с извинениями, объяснять. что вспомнила об этом, лишь подходя к милиции и, конечно, вернулась бы, но помешал дождь.
— Так и льет. Гляньте, стеной встал. — Дождь действительно разошелся вовсю. Водосточные трубы гремели, будто по ним барабанили палками.
— Я за ограду заглянула, — рассказывала с готовностью почтальонша, — смотрю, замочек на сенях. Ладно, думаю, тогда в ящичек опущу. Для корреспонденции у них щелка возле ворот. В заборе. Снаружи нужно опускать. Вот, значит, протолкнула и пошла.