Бессонный патруль (Сборник)

Автор неизвестен

– Стоп!
– оборвал я чтение.
– Теперь слушай меня.

"Рукописный текст записки, - прочел я первый пункт заключения экспертизы, - выполненный черными чернилами, начинающийся словами: "Дорогой солдатик" и оканчивающийся: "Доброжелательница", исполнен левой рукой Задонской".

Веки Ханзады дрогнули. Он приподнялся со стула, подавшись всем телом ко мне.

– Задонской, - повторил я.
– Анонимка пришла обратно вместе с письмом.

– Задонской? Вы шутите?
– ошеломленно пробормотал Ханзада.
– Дайте

взглянуть.

– Сюрприз второй, - сказал я, тихонько отодвигая его руку.
– Вчера после твоего ухода Гуревич явилась с повинной. Деньги Задонской получила она. Но мы не будем...

– В корне не согласен!
– Ханзада вскочил. Заволновался. Без видимой причины начал переставлять на столе чернильницу, стакан с карандашами. Какой же сюрприз?

Я доложил: "Или-или". Разве неожиданно? Одно подтвердилось. Теперь все ясно.
– Ханзада говорил быстро, не глядя на меня.

Я хмыкнул:

– Что молодому оппоненту ясно?

– Объявим Гуревич статью. В чем обвиняется. Так!
– Ханзада пригнул палец. Он по-прежнему на меня не смотрел.
– Разъясним процессуальные права.
– Пригнул второй палец. Задумался на секунду и зачастил: - Изберем меру пресечения, скажем, подписку о невыезде. Арестовывать не будем. Три! Представление в училище: "Куда, мол, смотрели? Четыре! Ознакомление обвиняемого с делом. Обвинительное...

– Сюрприз второй, - и остановил скороговорку Ханзады.
– Ты не дал мне договорить. Мы не будем вменять Гуревич статью. Дело подлежит прекращению. И представления не будет. Теперь все ясно.

– Вы это серьезно? Н-не понимаю. Поблажка?
– опять зачастил он.
– Из-за Задонской?

– Ты полагаешь, что это тот случаи, когда, допустим, жертвой хулигана оказался злостный неплательщик алиментов? И неплательщика не очень-то хочется защищать?

Ханзада передернул плечами,

– Но даже и тогда хулиган получит по заслугам. Это другой случай, Ханзада.

Часы показывали без пятнадцати десять.

– Деньги она сожгла, - сказал я.
– Получила и сожгла.

И я подробно рассказал о вчерашнем разговоре с Камилои Гуревич.

– Своей соседке я никогда не могла ответить так, как надо. Никогда... говорила она.
– А у нас с Володей характеры одинаковые. Даже на удивление. Я никогда почему-то не могу дать отпор сразу. Почему-то слова приходят потом, когда уже поздно. Отчего не сразу? Просто паралич какой-то от обиды.
– Она медленно провела рукой по щеке, голос звучал глуше.
– Мы часто переписывались. Каждую неделю приходило по нескольку писем. Но вдруг замолчал.

Думала, думала... Хотела командиру части написать, - девушка потупила взгляд.
– Сердилась...
– Она смутилась еще больше. Вы даже не представляете, что для меня Володя... И примолкла.

Я не торопил ее. Молчание длилось несколько секунд.

– Только он и бабушка...
– Камила наконец подняла голову.
– Как она смела распускать клевету! Боже мой! Какая подлость! Ведь я слышала об этом обществе "Эксплуатируем карманы юношей". Очередная ее шутка. Помню,

еще зимой она веселила этим подружек... А вначале Задонская мне понравилась, припомнила Камила.
– С ней не соскучишься. Друзей у нее много. Думала, подружимся. По потом... начался какой-то кошмар. Эти замечания, ухмылочки. Ноты потерялись... Мухи... Может, не поверите, но плохого я ей ничего не сделала. Даже не отвечала на ее шуточки. Как-то не могла... Конечно, расстраивалась. Старалась дома бывать реже. И вдруг поняла, что ненавижу ее самым настоящим образом. Что надо немедленно бросить квартиру... Как она ходит! Как говорит!.. Ее самодовольство.

Смех. Желание командовать всеми. Ненавижу буквально все. Все! А тут письмо Володино. Знаете... Разрываю конверт, и... эта гадкая записка. Ну, такое во мне поднялось!

Отомстить! Только это! Думаю: ты такая, и я тебе так же.

Получай! И больше ни о чем другом... не хотела думать, - сквозь смуглоту ее щек явственно проступил румянец.
– Посидишь без денег, узнаешь, как мне достается. Понимаю, все это несерьезно. Не по-взрослому. Надо было не так. Но нормальные мысли пришли позднее. Все рассказала Ираиде Ивановне, а она послала к вам...

Я где-то читал, в арсенале заплечных дел мастеров имеется изуверская пытка - капать водой с высоты на затылок.

Методически и длительно повторяемый удар капли в одно и тоже место непереносим. Жертва сходит с ума.

Примерно так, наверное, нагнетались в Гуревич неприязнь к Задонской и чувство сопротивления. Обида за обидой. Кап! Кап! Человек впечатлительный и скрытный, девушка замыкалась в себе. Молча переживала каждый удар.

А они становились все ощутимее, больней. Внутреннее напряжение до поры не получало разрядки. И вот произошел нервный срыв.

К концу моего рассказа Ханзада опять был самим собой.

Только раз по его лицу пробежала горькая, жесткая усмешка.

– Пепел! Где пепел?
– Ханзада пошел в угол комнаты.
– В сейфе?

– Твой трофей у меня, - я выдвинул ящик стола.
– Смотри. На горстке пепла лежал тот же недогоревший бумажный уголок величиной чуть больше спичечной головки.

– Теперь сравни с другим.
– Я достал из ящика второй, точно такой же уголок, блестящий и желтоватый с одной стороны.
– Видишь, сходны. Но второй получен экспериментально. Очень просто. Отрезать от пятерки уголок, от белой ее полоски, и поджечь. Этот пепел - деньги, Ханзада. Точнее, остатки денег...

Забегая вперед, замечу, что впоследствии это было полностью подтверждено выводами экспертизы.

– А мы с тобой и не догадались. Выходит, плохие мы пинкертоны!

– А вдруг она часть сожгла, а другую присвоила?
– с вызовом спросил Ханзада и я увидел, как он украдкой взглянул на часы. До прихода Задонской оставалось всего три минуты.

– Какой ты рационалист, однако.

– А умышленное уничтожение имущества?
– примерил Ханзада другую статью.

– Статья-то подходит, - сказал я, - но посуди сам: явка с повинной, ущерб возмещен. Нужно ли привлекать Гуревич?