Бессонный патруль (Сборник)
Шрифт:
– А вы давно знаете Ирину Матвеевну?
– Сызмальства.
– Посмотрите внимательно, не пропало ли еще чегонибудь?
– Постойте, постойте, - женщина всплеснула руками.
– Как же я этого тогда не заметила, когда вот он, - ткнула она пальцем в райотдельского следователя, - спрашивал меня об этом же? Вот тут, на комоде, у Ириши завсегда деревянный ларчик стоял. Еще от покойницы матери остался. Матвеевна в нем письма держала давнишние. Еще замочек сломанный был.
– А в письмах что могло быть?
–
Заночевали следователи в Каптемировке по счастливой оказии у деда райотдельского шофера Кости Гулая.
– Костька, никак ты!
– всплеснул сухонькими ручками в широких рукавах сатиновой косоворотки низкорослый старичок.
– Ты что же, постреленок, про деда забыл? Слышу, милиция приехала, да не думал, что это ты.
– Служба, деда, служба!
Смахнув с лавки соринки, дед пригласил гостей сесть, а сам радостно захлопотал у стола, собирая ужин.
Вскоре они уже сидели за столом.
Темирбай с сомнением посмотрел на стопку с водкой.
– Ничего, - успокоил его хозяин.
– Много пить - оно, конешно, во вред. А по малости - во здравие, как говаривал наш поп. Хотя сам лакал без меры.
– А вы. Корней Семенович, неверующий?
– чтобы поддержать беседу, спросил Темирбай.
– И за что же прогневзлись на всевышнего?
– И-и-и, милок... Долгая история.
Задумал сосед наш Тимоха сына свово оженить и купил к свадьбе какой-то невидали в губернском городе, паюсной икрой прозывается. И до того, говорят, вкусна - язык проглотишь. И страсть, как захотелось мне испробовать этой диковинки.
Как водится, без попа никакое застолье не обходится, Поминки ль, крестины - отец Серапион тут как тут. А об свадьбе и говорить не приходится. Мы, парни да девки, как водится, в окна пялимся, смотрим, как гости вокруг стола рассаживаются.
Ну, налили по первости, прокричали, как водится, "горько!" и стали кто чем закусывать.
Батюшка, не будь дураком, придвинул к себе посудину с икоркой, выбрал ложку поуемистее, развесил утробу по коленкам - и ну уписывать икорку. С завистью поглядывают на него застольщики: каждому охота отведать диковинки. Да не силком же отымать еду у батюшки!
Так и слопал, черт кособрюхий, всю до зернышка.
С этих пор, милок, душа моя попов не принимает, за сто верст обхожу длинногривых. Да и в боге стал сумлеплться.
Дед помолчал, а потом и говорит:
– А ить не поверил ты, милок.
– В голосе хозяина послышались нотки обиды.
– И зря. Правда, самого батюшки уж давно нет на свете, а вот молодшая сестра его, ровесница мне, жива еще. Не даст соврать: вместях под окном стояли. Так оно все и было. Аграфеной ее кличут.
– А был у батюшки и сынок, - разговорился хозяин.
– Теперича, должно, годов под пятьдесят ему было б, али чуток помене. Сгинул где-то на войне. Как сейчас помню, Кешкой звали.
– Иннокентий.
– Во-во! Я ж и говорю: Винокентии. А уж боевой был!
Кого хошь изобразить мог. У нас его ахтером дразнили.
– Актером?
– Ахтером. Только, значитца, экзамены за школу сдал - м тут война. Долго от его вестей не было, потом два-три письма прислал - а там и похоронка. Уж так-то Иришка убивалась...
– Какая Иришка?
– Да все та же. Одна она у нас на всю деревню.
вековухой и осталась.
Дед сокрушенно вздохнул.
– Кому же он письма слал?
– Иришке...
– А после она ни от кого писем ие получала?
– Нет. У ей же родни-то нету.
– А Иннокентий бывал в доме Берсеневой?
– Ну как же. Чай они с Иришкой в школу бегали, Друг у дружки уроки учили. Да и кто из нас не бывал друг у дружки? Деревенька-то была совсем махонькой.
– Похоронка кому пришла?
– Бабке Аграфсие.
– После войны про Иннокентия слухов никаких не было?
– Нет, не слыхал.
– Вы, конечно, хорошо ее знаете?
– Иришку-то?
– Да, Берсеневу.
– А как же. На моих глазах росла. В войну первой на трактор села. Потом на агрономшу выучилась. Последний десяток лет еще и за бригадира у нас управляется. Уважительная такая, зазря человека не обидит.
Аграфена Капитоновна расплакалась, услышав вопрос Темирбая.
– Как же, касатик, мне его не помнить? Ведь я его вынянчила. Души в ем не чаяла. Своими-то детьми бог не сподобил. А уж толковый был, всхлипывала старушка, доставая из сундука перевязанный тесьмой платочек. Все, бывало, книжки разные читал. По две, а то и по три зараз в карманах таскал. Да красиво так рассказывал.
Наконец хозяйка квартиры развязала платок.
– Вот похоронная-то, - подала она протершийся на сгибах, пожелтевший от времени листок.
Темирбай пробежал глазами пожелтевший листок. "Извещение... сентября 1941 года... рядовой Аристархов Иннокентий Серафимонович... убит в бою иод Смоленском..."
Подписи, печать - все на месте...
– А фотографии не сохранили?
– Нет, касатик. Да и зачем она вам? Ведь сколь уж годов его косточки гниют в земле сырой, - запричитала вновь старушка.
– Может, есть его письма или какие-нибудь документы?
– Нету у меня больше ничего.
– Не рисовал Иннокентий?
– Нет, не припомню такого...
– Подведем итоги трехдневной работы. Что у вас, старший лейтенант? взглянул полковник на Шалву. Тот сокрушенно покачал головой.
– Проверены все строительные организации. Никакого намека. Сам я из семнадцати автохозяйств побывал в двенадцати. И тоже ничего.
– Ну, что ж. Отрицательный результат - это тоже результат. Сегодня же срочно доведите проверку до конца.