Бессонный патруль (Сборник)
Шрифт:
– Стон! Стрелять буду!
– крикнул старшин лейтепанг.
Не оглядываясь, тот продолжал бежать. "Живым! Живым надо взять", твердил себе Гогоберидзе, выстрелив вверх.
– Стой!
– крикнул еще раз Шалва, настигая Середу у самой насыпи. Тот молниеносно обернулся, выбросив руку вперед. Грохнул выстрел. Жгучая боль пронзила грудь Шалвы.
– Не уйдешь, - почти беззвучно прошептал Шалва и в падении опустил рукоять пистолега на голову беглеца. Второго выстрела он уже не слышал...
Дня через два, открыв глаза, Шалва увидел у своей постели Темирбая. Радость
– Он!
* * *
Разговор с Аристарховым был долгим и трудным. Именно разговор, а не допрос.
– Садитесь, - указал капитан па стул.
– И давайте поговорим. Записывать я ничего не буду, магнитофона тоже нет. Можете убедиться сами.
Действительно, обтянутый зеленым сукном большой письменный стол был пуст, как поле стадиона перед началом состязания. Ни бланков протоколов допроса, ни чернильного прибора, ни авторучки. Ничего. Лишь на краю стола лежала сложенная вдвое газета.
– Расскажите о своей работе, увлечениях. Словом, о жизни.
Холеное, гладко выбритое лицо подследственного осталось непроницаемым. Холодные темные глаза смотрели равнодушно.
Около двух часов пытался капитан установить контакт с подследственным. Тот или отмалчивался, или ограничивался односложными "да", "нет".
Убедившись в бесплодности своих попыток, капитан приступил к решающему сражению.
– Ну, вот что, Иннокентий Серапионович, - внезапно назвал его этим именем Темирбай. Подследственный чуть заметно вздрогнул.
– Поначалу я надеялся, что вы поймете, какой спасательный круг я вам бросаю, давая возможность.
самому, подчеркиваю - самому!
– дать правдивые показания. Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, какое значение имеет чистосердечное раскаяние? Так вот, еще не поздно попытаться убедить суд, что вы хоть на каплю остались человеком.
Молчание.
В кабинет тихонько вошел Проиько и сел па стул у окна.
– Гражданин Аристархов, я могу вам привести массу доказательств вашей виновности. Но, думаю, достаточно лишь некоторых, - произнес капитан, как бы машинально поправляя газету. При этом из-под нее выглянул краешек цветной обложки книги. Ее вид заинтересовйл Аристархова.
– Вы меня с кем-то путаете. Никакого Аристархова я не знаю.
– Может быть, вы успели забыть свою подлинную фамилию? Ведь у вас их было немало.
– Я ничего ие забываю.
– Хорошее качество для подследственного, - сказал капитан, нажимая кнопку.
В дверях появился сухонький, старичок. Он нерешительно переводил взгляд с капитана на майора, не обращая внимания на арестованного.
– Садитесь, Корнeй Семенович, - подвинул ему стул Темирбай.
– И посмотрите на этого гражданина. Знаете ли вы его?
Вглядевшись в нахмуренное лицо сидящего, старик отпрянул.
– Свят, свят... Кешка, никак ты? Да откель же ты взялся? Тебя ж давно похоронили...
– забормотал старик.
Капитан быстро проводил его до двери и, обернувшись, бросил Аристархову:
– А вашу тетю я не пригласил.
Арестованный невидящими глазами уперся в пел.
– Будете говорить?
Молчание.
– Тогда взгляните вот сюда.
Капитан достал из-под газета книгу.
– Узнаете?
В глазах Аристархова метнулся страх.
– Да-да! Это тот самый томик Островского, который вы взяли в Вышнегорской библиотеке перед огьездом на гастроли в наш город. А теперь взгляните сюда, - раскрыл он книгу.
– Не хватает более половины последней страницы в пьесе "Без вины виноватые". И как вы думаете, где она? Молчите? Тогда смотрите сюда. Вот три клочка бумаги. Вот заключение эксперта: ранее эти обрывки вместе с остатком листа в этой книге составляли одно целое... Продолжать? Извольте. Вот этот клочок найден в квартире Фуртаева.. Не знаете такого человека? Это же ваш сообщник по убийству Берсеневой и краже из ее квартиры. Так вот, этот клочок найден в квартире Фуртаева. Вы обронили его, когда использовали в качесгве пыжа бумагу из этого томика. Книга была у вас с собой. Детские привычки устойчивы, не правда ли? Дальше. Вот этот обгорелый клочок бумаги - остаток пыжа, найденный в машине Берсеневой, а третий обнаружен в патроне ружья, которое вы "захоронили" вместе с ней...
– Хватит, - хрипло ВЫДОХНУЛ Аристархов.
– Пишите.
Капитан нажал кнопку.
Вошел конвоир.
– Уведите арестованного.
Когда за ними закрылась дверь, до этого молчавший Пронько сорвался со стула:
– Зачем увели арестованного? Он же раскололся! Нужно немедленно записать его показания, пока не раздумал!
– Простите, товарищ, майор, - тихо, по твердо произнес капитан, - дело веду я.
– Это мальчишество!
– возмущенно кричал майор.
– Я доложу об этом полковнику!
– Что за шум?
– спросил, заходя в кабинет, Даулбаев.
– Даже у меня в кабинете слышно.
– Товарищ полковник! Это неслыханно!
– продолжал майор.
– Преступник сознался, нужно, как говорится, тут же брать быка за рога, а Семегов приказал увезти его в камеру.
– В чем дело, капитан?
– повернулся к Темирбаю полковник.
– Это что за новаторство?
– Нам нужны не рога, как говорил товарищ майор, а бык. Целиком. Правильно, Аристархов готов дать показания. По это была минутная вспышка отчаяния. Чуть успокоившись, он бы опять начал лгать, изворачиваться, десятки раз менять показания. Это были бы те самые рога, о которых говорил товарищ майор. Нужно, чтобы преступник в спокойной обстановке обдумал свое положение и пришел к мысли, что самое лучшее для него - признание.
– Это игра в психологию, - не выдержал майор.
– Славы ищете!
– Лучшая награда следователю, - тихо произнес Темирбай, - это сознание того, что ты добился истины.
– Вот что, капитан, - решил Даулбаев.
– Пусть в данном случае будет по-вашему. Но не забудьте, что целиком и полностью отвечаете за результат.
Часа через полтора дежурный сообщил капитану, что Аристархов просит следователя.
– Дайте чернил и бумаги.
– Голос Аристархова звучал глухо, но спокойно.