Бессознанка (сборник)
Шрифт:
Тут Мумак Сингха неожиданно заинтересовал окурок Фухе, который он все еще брезгливо держал двумя пальцами. Тюремщик осторожно поднес окурок к мясистому носу, шумно втянул ноздрями воздух…
– Э – э-э, да вы еще и наркоман, комиссар! – снова расплылся в улыбке служитель Кали. – Попросту говоря, торчок! Вот уж от кого – от кого, а от вас не ожидал. О, да у вас еще есть! – Фухе как раз извлек из кармана пачку» Синей птицы».
– А может, и мне дадите сигаретку? – вдруг перешел на заискивающепросительный тон Мумак Сингх. – А я тогда вас
– А может, выпустишь? – без особой надежды осведомился Фухе.
– Ну что вы, комиссар, как можно?! Всего за одну сигаретку с гашишем… Нет, не пойдет!
– Ладно, на, травись, – сдался Фухе, передавая через решетку Мумаку сигарету. – Только чтоб не больно резал!
– Да что вы, комиссар, – заулыбался Мумак, закуривая. – Вы даже не заметите ничего! Раз – и перед вами уже Кали.
– Ладно, там видно будет, – мрачно пробормотал комиссар, прикуривая в свою очередь.
– Правильно, правильно, покурите, комиссар, да побольше, – захихикал Мумак Сингх. – Тогда вообще ничего не почувствуете! Ну ладно, пора мне, а то главная жрица ждать не любит. До скорого, комиссар! – и по коридору забухали удаляющиеся шаги.
Фухе остался один. Докурив одну сигарету, он, немного поразмыслив, последовал совету тюремщика и достал следующую.
Из камеры Фухе, пребывавшего в состоянии полной абстракции, вынесли Мумак Сингх и Рамакришна. Комиссар лишь вяло шевелился и бормотал что‑то невразумительное, вроде: «Мама мыла Раму, мама мыла Кришну, Кришна в харю Раме, Рама в харю Кришне!.. «Это было отнюдь не удивительно: тюремщики насчитали на полу более десятка окурков, а в самой камере стоял ядреный гашишный дух, смешанный с табачным перегаром» Синей птицы».
– Ну вот, и вязать не надо, – заключил пребывавший в благодушно – гашишном настроении Мумак Сингх.
– Зато тащить всю дорогу придется, – мрачно возразил Рамакришна, которому гашиша не досталось.
– Харя Кришны! – подал голос Фухе. – Ну и харя!..
Комиссара действительно пришлось нести почти всю дорогу, поскольку на ногах он стоял плохо, а идти отказывался наотрез. Тем не менее, без четверти двенадцать Фухе был доставлен в храм и на веревке спущен в потайной жертвенный зал.
Рабиндрагурия – стройная черноволосая девушка с широко распахнутыми от ужаса глазами – была уже здесь. Ее не связали – в зале находилось десятка два крепких полуголых мужчин, и бежать девушке было совершенно некуда. Когда из люка в потолке выпал Фухе, принцесса невольно вскрикнула.
– Господин комиссар?! Что они с вами сделали?! Накачали наркотиками?! Изверги! Палачи! Теперь мы погибли!
Рабиндрагурия узнала великого комиссара по фотографиям, которые давно собирала.
– Я сам – м-м н – н-накачалс – с-ся! – с трудом выговорил Фухе и вновь отключился.
Тут глухо застучали барабаны, выбивая какой‑то первобытно – жуткий, засасывающий ритм, участники обряда расселись по местам и затянули загробными голосами:
– Кали – и-и, Кали – ма – а,
– Кали – и-и, Кали – ма – а!..
– Калин‑ка – а, малин‑ка – а, – попытался Фухе включиться в общий хор. Но комиссар все время сбивался с такта и потому вскоре бросил это занятие.
– Кого первого кончать сегодня будем? – спросил один из хористов у другого, очевидно, более осведомленного, не прекращая при этом петь.
– Мужика, – авторитетно заявил другой приверженец Кали, также не переставая петь. – Который комиссар. Он тут тугов искал, это нас то есть, а заодно наркотики. Нашел, однако. И нас, и наркотики – вишь, как обдолбился!
– А принцессу жалко, – вмешался третий туг.
– Теперь уж поздно жалеть. Если сюда попала – выход один…
Неожиданно в зале в одно мгновение наступила тишина. Никто не понял, откуда появилась одетая в серебро и чернь женщина с широким кривым ножом в руке.
– Главная жрица, – пояснил новичкам всезнающий туг.
– Мама! – вскрикнула Рабиндрагурия.
– Твою мать!.. – пробормотал Фухе.
– Теперь твоя мать – великая Кали! – просветила Рабиндрагурию женщина. – Скоро ты предстанешь перед ней.
– И ты меня зарежешь, мама?! – все еще не веря, всхлипнула принцесса.
– Всенепременно, доченька! А ты как хотела? Но сначала мой помощник Мумак Сингх зарежет вот этого дядю. Ты не бойся, дяде не будет больно – он под кайфом. И тебя я тоже не больно зарежу…
Рабиндрагурия заплакала.
– Кали слезам не верит! – наставительно изрекла главная жрица.
Тем временем Мумак Сингх подтащил вяло передвигавшего ноги комиссара к алтарю, располагавшемуся перед статуей богини Кали, и взял протянутый ему главной жрицей ритуальный нож. Обернувшись, Мумак Сингх обнаружил, что Фухе стоит на четвереньках над алтарем, обхватив его руками, и, похоже, собирается блевать.
– Обдолбился, скотина, – проворчал помощник главной жрицы.
– Убей его поскорее, пока он алтарь… тово… не осквернил, – посоветовала ему жрица.
Мумак Сингх схватил комиссара за шиворот.
– Ты готов к смерти? – спросил палач.
– А ты? – в свою очередь осведомился Фухе совершенно нормальным, и к тому же весьма злорадным голосом.
– Я?! А мне зачем?
– А вот зачем, – охотно пояснил комиссар – и в руке его мелькнуло пресс – папье. Хрясь! – и голова Мумак Сингха разлетелась кровавым фейерверком.
– Я же говорил – после моего удара не выживешь, – несколько запоздало заметил Фухе. В другой руке он сжимал» Парабеллум».
– Джин, сюда!!! – что было сил заорал комиссар. – Принцесса – ко мне за спину! Вот тебе нож этого придурка – в случае чего, отмахаешься. Пистолеты заряжать умеешь? Ну и отлично. Джин, Шива тебя побери, где ты шляешься?!! Сейчас мы без тебя всех их перебьем!
– Убейте их!!! – закричала пришедшая в себя главная жрица.
– Как бы пробуйте! – злорадно ответил Фухе.