Бесспорное правосудие
Шрифт:
Ободренная уверенной интонацией и теплым материнским объятием, Валерия пообещала, что обязательно будет держать с ними связь, и успокоенная отправилась домой.
Глава двадцатая
Было полвосьмого, немногим больше его обычного возвращения домой, когда Хьюберт вошел в квартиру, которую ему следовало называть теперь домом, хотя он по-прежнему чувствовал себя тут неприлично зажившимся гостем. Квартира напоминала переполненный выставочный зал аукциона; мебель и картины, которые он решил сохранить, вместо того, чтобы создавать утешающую иллюзию преемственности, казалось только и ждали окончательного удара молотка аукциониста.
После случившейся два года назад смерти жены дочь Хелен принялась и буквально,
Хелен выбрала квартиру в престижном районе Бедфорд-Уок в Кенсингтоне, застроенном в 1930 годы.
– Большая гостиная, столовая, две спальни – боль-ше тебе не потребуется, – говорила она. – Круг-лосуточная охрана, современная система безопасности. Жалко, что нет балкона, но с ним возрастает опасность грабежа. Все нужные тебе магазины находятся на Кенсингтон-Хай-стрит, а до коллегии ты можешь добраться от станции Хай-стрит на Кольцевой линии. Небольшой спуск вниз. Если проедешь одну лишнюю остановку, возвращаясь домой, и сойдешь на Ноттинг-Хилл-Гейт, то можешь выйти на Черч-стрит, и тогда тебе даже не придется пересекать дорогу. – Можно подумать, что Хелен подогнала под его нужды саму систему Лондонского метро. – И у обеих станций супермаркеты, а на Хай-стрит магазин «Марк энд Спенсер», так что ты с легкостью купишь, что пожелаешь. В твоем возрасте нельзя носить тяжелые сумки.
Именно Хелен через один из своих многочисленных социальных контактов нашла ему Эрика и Найд-жела.
– Они геи, но пусть это тебя не волнует.
– Меня это совсем не волнует, – сказал Хьюберт. – А почему, собственно, должно волновать? – Однако ни его комментарий, ни вопрос услышаны не были.
– Они держат антикварный магазин к югу от Хай-стрит, но открывается он только в десять. Так что будут приходить к тебе рано, готовить завтрак, убирать постель и слегка прибираться. Тяжелую работу будет выполнять приходящая работница. Они согласны приходить также и вечером, готовить обед или – в твоем случае – скорее, ужин. Ничего сложного, простую, вкусную еду. У Эрика, того, что постарше, репутация отличного повара. Запомни, пишется он с «к» на конце – не «с» [22] . Он придает этому большое значение. Не понимаю – почему: он ведь не скандинав. Кажется, он говорил, что родился в Масвэл-Хилл. Марджори уверяет, что Найджел славный парень. Ослепительный блондин – видно, матери так понравилось имя, что она не подумала об ассоциациях [23] . А теперь надо подумать об их жалованье. Это влетит в копеечку. Такие услуги не дешевы.
22
Эрик может писаться как Erik или Eric.
23
Nigella – чернушка (англ.).
У Хьюберта вертелось на языке: он надеется, что после продажи дома на Уолверкот семья оставила ему достаточно денег для оплаты работников на неполный день.
Все сладилось, и до сих пор шло хорошо. Эрик и Найджел были доброжелательны, надежны и знали свое дело. Теперь он не понимал, как раньше мог без них обходиться. Эрик был щеголеватый пятидесятилетний
Стол сервировался изысканно в соответствии с качеством еды. Ужин всегда вносил Эрик, а Найджел с волнением следил за церемонией из-за двери, как бы желая удостовериться, что еде воздается должное. Сегодня вечером Эрик, ставя на стол тарелку, объявил, что Хьюберту приготовили телячью печень и бекон с картофельным пюре, шпинатом и горошком. Печень была нарезана очень тонко и быстро обжарена на огне – так как он любил. Это было одно из его любимых блюд, но сейчас он сомневался, что сможет его съесть. Хьюберт произнес обычную фразу:
– Спасибо, Эрик, выглядит аппетитно.
На это Эрик позволил себе краткую, довольную улыбку, а Найджел прямо расцвел от радости. Но следовало сказать еще кое-что. Пока они ничего не знают про убийство, но завтра все станет известно. Будет странно и даже подозрительно, что, вернувшись домой, он ничего не рассказал о случившемся. Хьюберт заговорил как раз в тот момент, когда Эрик подошел к двери, но тут же понял, что сказал, несмотря на напускное равнодушие в голосе, совсем не то, что надо.
– Эрик, ты помнишь, когда я вчера вернулся домой?
Ответил Найджел:
– Вы задержались, мистер Лэнгтон. На сорок пять минут. Нас немного удивило, что вы не позвонили. Разве не помните? Вы сказали, что, покинув «Чемберс», решили погулять. Нашим планам это не помешало: ведь Эрик никогда не начинает готовить овощи, пока вы не выпьете свой херес.
– Домой вы пришли сразу после половины восьмого, мистер Лэнгтон, – спокойно произнес Эрик.
Останавливаться на этом нельзя. Надо сказать еще что-нибудь. Когда станет известно об убийстве, этот вопрос вспомнят, о нем задумаются, и он покажется важным. Хьюберт потянулся за бутылкой бордо, но вовремя понял, что его рука дрожит. Вместо этого он развернул на коленях салфетку и уставился на тарелку. Голос его прозвучал спокойно. Не слишком ли спокойно?
– Это может иметь значение. Случилось нечто ужасное. Сегодня утром моя коллега Венис Олдридж была обнаружена в своем кабинете мертвой. У полиции нет четкой уверенности, как и когда она умерла. Будет вскрытие, но скорее всего – почти наверняка – ее убили. Если это подтвердится, все сотрудники коллегии должны будут дать отчет в своих передвижениях. Обычная полицейская процедура – вот и все. Я просто хотел удостовериться, насколько точна моя память.
Хьюберт заставил себя поднять глаза. Лицо Эрика было непроницаемой маской. Подал голос Найджел:
– Мисс Олдридж? Адвокат, которая оправдала террористов из ИРА?
– Да, она защищала троих подсудимых, обвиняемых в терроризме.
– Убийство! Вот ужас! Какое несчастье для вас! Но это не вы нашли труп, мистер Лэнгтон?
– Нет, нет! Как я только что сказал, труп обнаружили рано утром, еще до моего прихода. Ворота Темпла не закрываются до восьми часов вечера. Несомненно, кто-то проник внутрь со стороны, – прибавил он.
– Но дверь в «Чемберс» не остается открытой, правда, мистер Лэнгтон? У кого-то был ключ. А может, сама мисс Олдридж впустила убийцу? Возможно, она его знала.