Бесстрашные, или Кирзачи для Золушки
Шрифт:
«Нет, нельзя! – сам себе приказал Митя – я взрослый и умный. А ей не нужны наши проблемы. У нее своих по горло. Точно с другой планеты. Еще он не встретил на этой планете человека, которого интересовали их проблемы. Да ладно бы только интересовали, Марта же ими пропиталась, пропустила через себя, внимательно отнеслась, с сочувствием, готова помочь, спасти. А я так привык к безразличию и жестокости в отношениях. Но не могу же я взять и все рассказать. Нет. Нельзя. Опасно».
Марта понимала о его размышлениях и сомнениях, но не отступала:
– Не скажешь?
– Я тебе все сказал. А то, что ты видела – очень много.
Марта помолчала, собираясь с мыслями. Было ясно одно – ни
Печально одно. Только то, что все это происходит с детьми. С детьми!!!
Так с детьми не должно быть. Дети так жить не должны. Дети должны жить, а не выживать, не существовать, ежедневно пытаясь найти себе дело, чтоб за это дело им дали еду, редиса или рубли на хлеб с кукурузной кашей. Дети должны жить, не задумываясь, откуда берутся на столе колбаса и куриные ножки с салатом из сыра и яиц. Дети должны играть в машинки и куклы, строить замки из конструктора. А не строить планы на завтрашний день. Дети должны улыбаться, а не спрашивать кто сегодня среди нас старший. Дети должны веселиться, а не удивляться пожеланию спокойной ночи. Дети не должны в поисках еды бояться, что пьяные грузчики накостыляют.
У детей украли детство. Разве такое может быть? Нет! Но вот они! Дети без детства! Кто-то посмел украсть у детей самое золотое время. Драгоценное время они тратят на поиски питания и витаминов в виде редиски, а не на витамины любви и радости.
Что с миром? Почему так?
– Я тоже никогда не видела богатства – вздохнула Марта, – жила с мамой бедненько. Пока был колхоз, мама работала в поле, то свеклу, то картошку, то помидоры садили, пололи, убирали.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – недоверчиво поинтересовался Дима.
– Просто так. Потом деревня зачахла. Огороды сеять престали, стали засевать все зерновым культурами и перешли на механизированную обработку полей и маму уволили, по сокращению. И что ты думаешь?
– Что? – с интересом спросил он.
– До районного центра далеко. Каждый день не наездишься, и туда не переедешь, свой дом не бросишь. Мы завели хозяйство, поросят, курочек. Это чтобы с голоду не померить. Потом она научилась шить и стала обшивать все село. На то и жили. Какая никакая звенящая монетка. Бедненько, но она все время пыталась поставить меня на ноги. И все время повторяла, что мое дело сейчас учиться, а она будет деньги зарабатывать.
– И что?
– Ничего. Просто я всегда думала, что мне тяжело. Я никогда не думала, что увижу такое… – она поискала слово, но не нашла – такое, как у вас.
– В жизни всякое бывает – философские заметил Дима, – поверь мне, ты еще многое не видела. Есть вещи, пострашнее нашего жилья. Так что ты не думай, что мы здесь от хорошей жизни.
– Я не думаю, я поражаюсь.
"Если бы ты все знала – подумал Дима. – Если бы я тебе все рассказал, весь наш ужас, то ты б вообще со страха померла". Он помолчал. Он думал, что ей нельзя все рассказывать. Здесь он самый главный и взрослый, а если взрослый значит умный. А он всегда знал, что никому ничего рассказывать нельзя.
– Дима, а Малая тебе кто?
– Сестра, естественно. А ты что подумала?
– Ничего, просто вы не похожи совсем.
– Так это и понятно. Когда родственные связи только по одному родителю, то шансы быть похожими уменьшаются в два раза.
– У вас мама одна или папа?
– Мама была одна.
– Извини, Дима, ваша мама умерла?
– Да.
– Сочувствую. А папы?
– Мой отец исчез,
– М-да – грустно вздохнула Марта, – а Малая знает о том, что ее отец герой?
Как бы не сопротивляется Дима сам с собой, но стал рассказывать о себе и своей семье.
– Знает. Была у нас семья. Очень хорошая семья. Мама, отчим, Малая и я. Все у нас было, потом, как сглазил кто. Все потеряли. Отчим погиб. Мамка пить с горя начала. Хахаля себе нашла. Он такой же, с бутылкой не расставался. Она умудрились замуж за него выскочить. Я тогда не понимал. Радовался. Думал, маме все равно муж нужен. Еще думал, что у меня был самый хороший отчим на свете, я его папой называл, и у Малой будет хороший отчим. А получилось все наоборот. Мамка чахла, водка ее спалила. Очень быстро. Она-то пить не умела. В общем, мы ее похоронили. Нас в интернат. А там вообще ужас. Так что теперь здесь живем. Это гараж отца Малой. У него и машина была, но мама ее продала, когда деньги на водку нужны были.
Дима говорил тихо, и Марте приходилось вслушиваться, а от этого его рассказ казался ей неправдоподобным, страшилкой для взрослых. Не должно так быть.
– Подожди – попросила она, – я правильно тебя понимаю у вас и дом есть?
– Не дом, а квартира – поправил он. – Только там Петруха живёт.
– Какой Петруха?
– Отчим наш.
– А квартира чья?
– Мамина.
– То есть вы наследники. Официальные.
– Так-то оно так, только там нам нельзя появляться.
– Почему?
– Повяжут нас сразу.
– Полиция?
– Они тоже. А вообще охотится на нас опека и интернат. Я же тебе говорил.
– Нет, Дима – возмущенно возразила Марта, – ты мне ничего не говорил. Ты наоборот мне рот закрывал, говорил, чтоб я свой нос никуда не совала и вопросов не задавала.
– Правильно.
– Как будто я засланный казачок и сама к вам в доверие влезла. И как только что-то узнаю, сразу побегу сдавать вас с потрохами.
– Кто ж тебя знает – уперто вздохнул он.
– Никто, – согласилась Марта – здесь меня никто не знает. В этом ты прав. Только не надо делать из меня своего врага.
– Я не делаю.
– Ты видишь во мне врага. Я, понятное дело, помочь вам ничем не смогу, но и навредить не смогу. И не собираюсь даже.
Она гневно фыркнула и замолчал.
Он тоже молчал. Молчал и думал. Считал себя взрослым. А если взрослый значит умный. Только правильно ли он поступает? Думал, что нарочно ее обижает и ни во что не ставит, как и не человек она, а собачка приблудившаяся, вот я тебе кров и еду дам, а ты сиди и не тявкай. А будешь тявкать, я тебя на улицу выгоню. Нет, конечно, все не так как может ей показаться. Он не специально ее обижает. Понимает ли она это? Но обидеть ее надо. Она должна обидеться и завтра же уйти. Да чтоб такая у нее обида была на него, чтоб даже не было желания вспоминать их, ни его, ни Малую, ни пацанов. Он взглянул на нее, она что-то разглядывала на грязном столе и грызла свою губу. О чем ты думаешь? хотел спросить он, но не спросил, потому что понял, он боится ее. Он взрослый и умный мужчина, боится эту девушку. Боится Марту. Красивую девушку с необыкновенным именем. Нет – поправил он себя. Я боюсь к ней привязаться, я боюсь с ней подружиться, я боюсь, что к ней привяжутся пацаны и Малая, боюсь ее пожалеть, ведь если я жалею, то обязательно остаюсь с этим человеком.