Бесстрашный горец
Шрифт:
Фиона почувствовала, как сердце ее забилось от радости и надежды. За словами Эвана явно скрывалось глубокое чувство, и ей ужасно захотелось заставить его сказать ей об этом, однако она подавила это желание, инстинктивно чувствуя, что если станет настаивать, то тем самым только оттолкнет Эвана.
– Нет, – прошептала она в ответ, – ты никогда меня не потеряешь. Меня просто от тебя забрали на какое-то время, но я бы наверняка нашла способ вернуться. Я всегда буду к тебе возвращаться.
Почувствовав, что Эван еще крепче обнял ее, Фиона незаметно улыбнулась. Пока достаточно и этих слов.
– Они снова здесь.
Оторвавшись от гроссбуха, над которым работал,
– Кто – они?
– Камероны.
– О Господи! А отец их видел?
– Трудно не заметить дюжину мощных рыжих парней.
Чертыхнувшись себе под нос, Эван выскочил из маленькой комнаты, где обычно работал с бумагами, в холл. Грегор не отставал от него ни на шаг. Они как раз быстро спускались по лестнице, когда заметили в большом зале Фиону и Мэб, но уже в следующую секунду женщины выбежали из замка. Двери на мгновение распахнулись, и до Эвана донеслись вопли отца. Он досадливо поморщился. «Пора прекратить эту глупость», – решил он, следуя за женщинами. Отец упрям как старый осел. Один раз вбил себе в голову, что он не станет встречаться с Камеронами, и с тех пор упорно стоит на своем. Однако когда он вышел во двор, то увидел, что Фиона уже дает отцу нагоняй за его упрямство, Эван замешкался. Говоря по правде, ему очень хотелось, чтобы Фиона за него разобралась с отцом.
– Похоже, Фингел пребывает в меньшей ярости, чем обычно, – заметил Грегор, подходя к Эвану.
Послушав крики отца, Эван вынужден был согласиться:
– Может быть, он наконец-то начинает прислушиваться к здравому смыслу. Открой ворота и пригласи наших кузенов.
– А как же отец?
– Ему придется смириться, если же он не пожелает этого сделать, я отправлю его в спальню. Наши кузены, женившись, породнились с Макенроями, и прошла уже почти неделя с тех пор, как Брайан к ним отправился. Иди и впусти их. Я хочу удовлетворить свое любопытство, – сказал Эван и направился к отцу и жене.
– Ты слепой упрямец, – распекала Фиона сэра Фингела, пытаясь вразумить его.
– Не смей разговаривать со старшими в таком тоне! – вскричал оскорбленный сэр Фингел.
– Нет, буду, потому что это правда! – Я…
– Я слепой упрямец, – докончил за него Эван и, подойдя к Фионе, взглянул на отца. – Если бы те, кто стоят сейчас у ворот, причинили тебе зло, отец, я бы предложил уничтожить их на месте. Но они ни в чем не виноваты. Я, конечно, понимаю, как тебе нелегко принимать сына человека, который, по твоему мнению, предал тебя, однако нужды клана заставляют меня это делать. Мы не можем больше жить сами по себе, отец. Нам нужны союзники. Если они у нас появятся, то я смогу вести мирные переговоры с нашими противниками, занимая прочную позицию, поскольку они будут знать, что я не одинок. Сейчас же единственное, в чем я могу их убедить, это не убивать каждого Макфингела, который встретится им на пути.
Подбоченившись, сэр Фингел яростно взглянул на своего сына, потом на Фиону, после чего, повернувшись, перевел взгляд на всадников, въезжающих в открытые ворота. Эван внимательно следил за отцом, когда мужчина, называвший себя Сигимором, спешился и направился к ним. Видя, что он и вблизи так же красив, как издали, Эван собственнически обнял Фиону рукой за плечи, не обращая внимания на насмешливое фырканье отца.
– Ты ужасно похож на отца, – буркнул сэр Фингел, после того как все они обменялись сдержанными приветствиями.
– Очень надеюсь, – протянул Сигимор. – Неприятно было бы думать, что моя мать ему изменила.
– Она изменила мне!
– Вот как? И когда это произошло?
Эван и Фиона уставились на сэра Фингела, который сверлил улыбающегося Сигимора хмурым взглядом. Однако на щеках отца появился слабый румянец, и Эван выругался. Хотя ему очень не хотелось верить тому, что сказал Сигимор, по виноватому лицу отца он понял: парень сказал правду. Мэб нарушила напряженное молчание.
– Господи, каким же ты был в молодости дураком! – в сердцах воскликнула она и покачала головой. – Я-то думала, что ты стал таким, какой ты есть, потому что тебя предали. А оказывается, ты в очередной раз продемонстрировал свой необузданный темперамент, старый ты осел!
– Меня и в самом деле предали, – возразил Фингел. – Я и не думал нарушать клятву верности девушке, на которой пообещал жениться. Но мой брат узнал, что его невеста любит меня и почти убедила своего отца расторгнуть с ним помолвку и разрешить выйти за меня замуж. Он отослал ее ко мне. Она пробралась ко мне в спальню, где я спал как сурок, и совратила меня, я и проснуться не успел, а потом принялась кричать на каждом углу, что я ее соблазнил. Когда я попытался рассказать, как было дело, никто меня и слушать не стал. Я бросился к девушке, на которой хотел жениться. Она единственная мне поверила, но проклятая женщина, что меня совратила, заявила, что беременна от меня, и все сказали, что я должен жениться на ней. Терпению моему пришел конец, я проклял их всех и ушел. Так что видишь, Мэб, меня и в самом деле предали, – тихо прибавил он, и лицо его показалось всем усталым и измученным.
– Да, Фингел, похоже, это и в самом деле так, – проговорила Мэб и, взяв его под руку, повела к замку.
Пройдя несколько шагов, Фингел остановился и оглянулся на Сигимора.
– Я пытался забрать своего ребенка. Но та женщина сказала, что из-за меня ее выгнали из замка, а ребенок не смог вынести жизненных невзгод и погиб.
– Она солгала, – сказал Сигимор. – Ее родственники любили мальчика. Он получил в наследство их земли, а шесть лет назад женился. Его мать погибла пятнадцать лет назад от рук ревнивой жены.
Фингел кивнул и покорно зашагал рядом с Мэб. Фионе показалось, что у него такой вид, словно он заново пережил боль, которую ему пришлось когда-то испытать. Широко раскрытыми глазами она оглядела собравшихся во дворе Макфингелов, всех незаконнорожденных детей сэра Фингел а, которые воспитывались точно так же, как его родные дети, потом перевела взгляд на Эвана, который был потрясен не меньше ее.
– Эван… – начала было она и запнулась. Он кивнул и ласково сжал ее плечи.
– Остается только догадываться, что причинило ему большую боль, – прошептал он. – Мне кажется, все эти годы он винил себя в смерти своего сына. – Эван перевел взгляд на Сигимора: – Почему ему никогда не говорили правду?
– Когда я сам ее узнал, твой отец не стал бы со мной общаться. Остальные же так долго цеплялись за эту ложь, потому что дедушка мальчика боялся его потерять. Когда до нас дошли слухи о том, как ловко твой отец делает детей и сколько их у него уже народилось, все наши старейшины решили, что этот мальчик ему ни к чему, А им он был очень нужен.
– А какого ты сам мнения о сэре Фингеле, Сигимор? – спросила Фиона.
– Я прекрасно знаю, что он не пропустит ни одной юбки, – не спеша проговорил Сигимор, – но знаю также и то, что он бы никогда не бросил своего сына. Женшнну – да, но не мальчика. И его сын тоже это знает. Он ждет лишь, чтобы я сказал ему, когда ворота наконец-то откроются, и откроются ли они для него.