Бесстрашный горец
Шрифт:
– Он появился на свет семь лет назад, Эван. Мне в то время было одиннадцать или двенадцать лет. Наша Джилли еще не приехала в Дейлкладач, а я воспитывалась вместе с братьями.
– Сейчас я бы так не поступил, – продолжал Эван, – но тогда, похоже, что-то на меня нашло. Я не виделся с Хеленой с тех пор, как она выдала меня Хью Грею, и ничего о ней не слышал и вдруг получаю записку, в которой говорится, что она родили мне сына и он находится в коттедже старика Робби. Уверен, Грегор рассказал тебе о том, что мы думали, будто это ловушка, и я должен был туда отправиться, чтобы убедиться, что все, что написано в записке, правда.
– Только это мне и нужно было знать.
– Пойми, я пережил сильное потрясение. И потом, о Господи, Фиона, ты представляешь, какие чувства я испытал, узнав о том, что она даже не дала моему сыну имя и не окрестила его? Люди называли его ублюдком. – Он сильнее сжал ее руку, когда она, подняв их сомкнутые руки к губам, поцеловала костяшки пальцев. – Он спросил, можно ли ему будет, когда я привезу его в Скарглас, спать в замке. – Фиона чертыхнулась, и Эван мрачно кивнул. – Если бы она сказала мне о существовании сына, я бы избавил его от всего этого.
– Что ж, прошлого не поправить. Слава Богу, Сайаран очень сильный мальчик. Конечно, есть такие душенные рапы, которые никогда не затянутся, однако время – хороший лекарь. Он и сейчас смелый и бойкий, как и все семилетние мальчишки, а когда он освоится в замке окончательно и поймет, что его все здесь любят, все будет хорошо. Теперь я понимаю, почему он так обрадовался, узнав о том, что у него в детской будет своя маленькая кроватка. Хелена обращалась со своим собственным ребенком, как с бездомной собакой. Как может мать так поступать?
– Я не могу ответить на этот вопрос, милая. Как не могу ответить на вопрос, почему я не рассказал тебе обо всем, как только мне самому стало об этом известно. Голова у меня была забита самыми разными мыслями. Я даже припомнил многочисленные ссоры, которые происходили между моим отцом и его женами из-за незаконнорожденных детей.
– Если бы какая-то женщина родила от тебя ребенка, в то время как ты был женат на мне, вот тогда тебе бы не поздоровилось. Я бы даже тебя кастрировала, причем медленно, чтобы ты помучился.
Ухмыльнувшись, Эван притянул ее к себе и легонько коснулся губами ее сердито сжатого рта. Подумать только, одна мысль о том, что он может ей изменить, рассердила ее! Эван пришел в восторг. Ревность, конечно, не самое лучшее из чувств, но ее проявление обычно дает знать, что сердце женщины принадлежит тебе. Когда он поправится настолько, что будет в состоянии вновь заняться с Фионой любовью, им предстоит серьезный разговор о том, какие чувства они испытывают друг к другу. Пора догадок и боязни ответов прошла. Он как следует продумает предстоящий разговор, пока будет выздоравливать. К тому же бояться ему нечего: поступки Фионы ясно дали ему понять, что у него есть надежда на взаимность.
– Я просто был в растерянности и не знал, что мне делать, Фиона. Только и всего. Никакого злого умысла я не таил. В тот день, когда Хелена и Хью меня поймали, я собирался привезти сына домой. – Он слегка нахмурился. – Сайаран знает, что его мать убили?
– Да, я ему сказала. – Фиона вздохнула. – Сначала я хотела сказать не всю правду, быть может, даже солгать, но потом передумала и рассказала ему все. Об этом еще будут говорить, и не раз, так что он все равно все узнает, так лучше уж от меня. Он знает, что она хотела убить тебя и сколько зла она
– О Господи! Неужели она… – Фиона кивнула, прежде чем он успел договорить, и Эван чертыхнулся. Правда, она не сильно его изувечила. Наверное, он слишком хорошо прятался или умеет быстро бегать, или нашлись добрые люди, которые ее остановили. Наверняка и Мэри его защищала. Он ее обожает, и, судя по его словам, она тоже его любит. Я сказала ему, что убила Хелену, потому что она пыталась меня убить. Он ни капли в этом не усомнился. И потом, видимо, просто выкинул все это из головы. Во всяком случае, с тех пор он ни разу не упоминал о своей матери.
– Я понимаю, как тебе пришлось нелегко, но мне кажется, ты поступила правильно: лучше горькая правда, чем сладкая ложь, А может быть, его не слишком волнует, что ее больше нет в живых.
– Она ведь не была, по сути, его матерью, верно?
– Не была. А ты ею будешь, правда? Он уже зовет тебя мамой.
– Он сам так захотел. Я сказала ему, что он может называть меня как пожелает, Фионой или мамой, что все равно он теперь наш сын.
– Спасибо.
– За что? Он ведь просто маленький мальчик, которому в своей короткой жизни пришлось многое пережить, а когда ты его зачал, мы с тобой еще ничего не значили друг для друга. Знаешь, Эван, он так радуется, что теперь у него есть отчий дом, имя, отец, дедушка, дяди, что у меня слезы наворачиваются на глаза, когда я на него смотрю. Мне было так приятно слышать, когда он, распахнув дверь, стал кричать, призывая кого-нибудь на помощь, как сделал бы это на его месте любой мальчишка, что я даже не стала бранить его за то что он высказался прямым текстом. Сейчас самое трудное – это не избаловать его. А еще не обнимать его всякий раз, когда в глазах его мелькнет неуверенность или страх. Мне кажется, пройдет еще немало времени, прежде чем он поймет, что здесь его все любят. – Она зевнула. – Извини.
Эван немного подвинулся и, осторожно повернувшись на бок, притянул Фиону к себе.
– Отдохни здесь.
– Но ведь у тебя болит спина, – попыталась вразумить его Фиона.
– Я же не лежу на ней. Мы и раньше так спали, и я не поворачивался на спину до самого утра. Думаю, если бы вы с Мэб не дали мне микстуру, боль в спине еще долго мучила бы меня.
«Это верно», – подумала Фиона, закрывая глаза. Она знала, что является причиной ее усталости, и скоро ей придется рассказать о ней Эвану. Слишком многие уже начали замечать, что она теперь ест за двоих, а после обеда ложится отдохнуть. Скоро начнутся разговоры, и не хватало еще, чтобы он – опять! – узнал из чужих уст, что ему предстоит стать отцом.
– Хелена была очень красивой, – прошептала она.
– Только внешне. Я давно ее не видел, а сейчас, когда посмотрел на нее, мне стало стыдно оттого, что я когда-то с ней спал.
– Если бы ты этого не делал, Сайарана сейчас не было бы с нами.
– Верно, и это было бы ужасно. – Эван поцеловал Фиону в макушку. – За время нашего знакомства был только один момент, когда лицо ее, исказившись от злости, стало уродливым. Я тогда был поражен, но очень быстро выкинул это из головы. Я был ослеплен страстью, и мне есть лишь одно оправдание – в то время я был совсем юнцом.