Бестиариум. Дизельные мифы (сборник)
Шрифт:
В любом случае, сейчас он задавал ей совсем другие вопросы. А те, на которые Роза уже ответила, не повторяют дважды.
Второй тост попытался сказать отец невесты.
– Хочу отметить, что поскольку я уже официально неофициальное лицо, хочу конфиденциально, то есть совершенно неофициально заявить…
Супруга дернула его за фрак, бывший мэр покачнулся и, прежде чем упасть обратно в кресло, успел воскликнуть:
– Одним словом, давайте выпьем!
Роза задержалась дольше других. Жена бывшего мэра вместо неустойки пожелала заказать для себя переделку
Возле крыльца Розу ждал доктор.
– Темно и скользко, – немного смущенно сказал он, забывая, что темнота не имеет для Розы никакого значения. – Я провожу тебя.
Дотрагиваясь легонько до полоски браслета, Роза смогла разглядеть его лицо – взволнованное и напряженное. Словно он что-то собирался сказать, но не решался. Роза смутилась – получалось, что она украдкой подглядывает за ним, – и выпустила скользкую змейку браслета в карман.
И тут их догнал истошный крик из покинутого дома. Подхватив Розу под локоть, доктор бросился вместе с ней обратно.
Кричала жена мэра. Она сидела на полу, раскинув юбки, как нищенка, собирающая подаяние. Супруг цеплялся за ее плечо, то ли опираясь, то ли поддерживая.
Причиной крика была записка. Комканая, драная и почему-то влажная, будто залитая слезами. И совершенно невнятная. Что-то про жертву, алтарь, полнолуние и городские катакомбы.
– В комнате разгром, – всхлипнув, пролепетала женщина, и Роза не узнала ее голос – испуганный и жалкий. – Разорванное платье. Обрывки ожерелья. Где моя дочь?
Она вцепилась в руку Розы, и на ту в один миг накатила удушливая волна чужого страха и беспомощности. Расплата за новое зрение. Задыхаясь от жалости и сочувствия к женщине, которую она раньше ненавидела, Роза осторожно высвободилась из ее объятий и с трудом перевела дыхание.
– Так, – сказал доктор, щелкая саквояжем, с которым не расставался даже в гостях, – возьмите, пятнадцать капель на рюмку воды. Оставьте жену в покое, сударь, и вызовите полицию.
– Вы что, не знаете? – ужаснулся бывший мэр. – Вы не знаете, что они все тоже… ну, э… одним словом, если неофициально…
– Неофициально не надо, – перебил доктор. – Просто вызывайте. Роза, ты останешься здесь, возьми этот пузырек, накапай на вату, и в случае обморока… Я попробую их догнать, нельзя терять время.
– Стойте, – сказала Роза. – Я знаю, где они.
Он ничего не спросил. Только иногда бросал на ее лицо внимательные взгляды. И поддерживал за локоть, когда Роза поскальзывалась на камнях. И делал вид, будто не замечает, что теперь она его ведет.
Несколько ниток ожерелья еще держалось на шее юной жены аптекаря. Роза смотрела сразу как бы двумя зрениями – глазами испуганной девушки, которую тащили где-то впереди со связанными руками, и себе под ноги, пытаясь определить верное направление в каменных коридорах городских катакомб. Привычка к многолетней слепоте осложняла это занятие. Поэтому, наверное, Роза и не заметила засаду, поджидавшую их за поворотом…
Выкрутив руки, их протащили по узкому
– Роза, ты не ушиблась? – взволнованно спросил доктор, на ощупь двигаясь к ней вдоль стены.
– Никаких окон, камень, железная дверь. И засов с той стороны, – пробормотала Роза, чуть не плача. Как глупо – всё видеть и ничего не уметь сделать.
– Роза, – забеспокоился доктор, неловко падая рядом с девушкой. Его руки тоже были туго связаны за спиной. – Не бойся. Не плачь. Невыносимо, когда ты плачешь. Мы выберемся. Я сейчас что-нибудь приду…
Он неловко повернулся и вдруг встретил губами теплый рот Розы…
– Наверное, – пробормотала дрогнувшим голосом Роза, отстранившись, – нас тоже решили принести в жертву?
– Определенно, – согласился доктор, счастливо улыбаясь. – Роза, может, я покажусь занудой, но мне это важно. Это потому что мы возможно скоро умрем? Или потому что у меня сейчас связаны руки? Или ты, наконец, в меня влюбилась?
– Да.
– Что да? То есть я не против связывания рук. Я знаю, что это некоторым нравится. Бывает хуже – ну, наручники, плетки, ошейники. У моего коллеги, психиатра, были пациенты… То есть я хотел сказать, что ничего страшного, если это тебе нравится. Мне это не очень понятно, но если ты очень хочешь…
– Нет.
– Что, извини? Я потерял нить.
– Я не люблю ошейники, – всхлипнув, сказала Роза.
– Ну и хорошо, – обрадовался доктор. – Тогда что… Почему ты плачешь? Что не так?
– Кроме того, что нас скоро убьют? – улыбаясь сквозь слезы, уточнила Роза.
– Ну… Да. Кроме этого.
– Вот именно поэтому.
– Наверное, я в твоем присутствии глупею, но я опять не понял.
Роза объяснила, нежно поцеловав его в уголок рта.
– Потому что я уже не успею испортить тебе жизнь…
Он некоторое время молчал, а потом объявил – рассерженно и счастливо:
– Роза, ты в самом деле совсем слепа. В некоторых вопросах. Я преподнес тебе свое сердце на блюдечке, увитое гирляндами и букетами, а ты поблагодарила за цветы, но не заметила главное.
– Надо было выбрать кого-нибудь более сообразительного и уже вооруженного столовыми приборами, – фыркнула она.
– Угодить на вилку дочери булочника? – возмутился доктор. – Нет уж, может, я привередничаю, но свое сердце я не согласен отдавать на десерт кому попало.
Роза хотела ответить ему насчет своего сердца, но не успела.
Дверь распахнулась, и пленников поволокли в глубь катакомб одетые в белые балахоны и маски дюжие стражники.
На черном плоском камне лежала связанная девушка. В свете факелов ее лицо казалось совсем бледным и испуганным. У подножия камня плескалась вода.
– Полнолуние, – сказал магистр. – И прилив. Самое время.
– Я не буду, – тихо повторил один из служителей в одинаковых балахонах и масках. Вывернулся из рук своих товарищей, стащил маску и с отчаянием, будто прыгая в холодную воду, посмотрел на девушку. Она ахнула.