Бестиарий
Шрифт:
Если верна вторая версия, то они сильно ошибаются.
Особенно с учетом того, какой прогресс уже достигнут в изучении костей левой руки — руки, которая до сих пор крепко сжимала некий предмет. Еще несколько умелых и осторожных движений скальпелем и стамеской — и ему удастся отделить этот предмет.
— Поставь другую кассету, и поработаем, пока одна сторона не кончится.
Дел послушно развернулся и вытащил кассету с записями песен Лоретты Линн из небольшого магнитофона, стоявшего рядом на стуле.
— А что ты хочешь послушать?
— Что-нибудь
— Я принес новую запись Мерла Хаггарта. Слыхал? «Вдоль каждой дороги»?
— У нас как раз тот самый случай, — усмехнулся Картер.
Он вернулся к работе, а Дел, находившийся у другого конца стола, продолжил удалять гипс с лобной части черепа. В дневное время костные останки были надежно укрыты черным пластиковым мешком. Вот уже на протяжении нескольких вечеров Картер с Делом трудились над ними после закрытия музея. Работа была еще далека от завершения, но уже постепенно начали проявляться очертания скелета, и одновременно нарастало нетерпение Картера. Он знал: Бет далеко не в восторге от того, что муж приходит домой так поздно, но он клятвенно заверил ее, что скоро все кончится. Она вела себя так, как будто подобных ситуаций у них раньше не было.
Картер постучал по твердой гипсовой оболочке, под которой, по его расчетам, скрывался маленький палец левой руки, — образовалось крохотное отверстие. Он повернул лампу на штативе, чтобы было лучше видно, и действительно различил тончайшую, еле заметную глазу линию, отделявшую палец от все еще покрытого темной липкой массой предмета. Если повезет и если он будет действовать с большой точностью и осторожностью, он сможет отделить их друг от друга.
— Ну как, отношения с зятем налаживаются? — спросил Картер.
Дел по-прежнему жил в фешенебельной квартире сестры на бульваре Уилшир.
— Пока я сплю на балконе, все вроде бы нормально. И я доволен, и они тоже.
— Неужели уличный шум тебя не беспокоит? — Картер взял кисточку из верблюжьей шерсти и начал счищать гипсовую пыль.
— Да они поселились на двадцать девятом этаже, — ответил Дел, не поднимая головы. — От самолетов больше шума. Хотя, если честно, условия, конечно, не идеальные. Надо бы заняться поисками другого пристанища.
Картер снова взял скальпель и осторожно ввел его кончик в крохотный зазор между костью и таинственным предметом. У Мерла — следовало отдать певцу должное — оказался густой бархатный баритон. И пел он о том, как все его друзья скоро станут чужими.
— Съездим куда-нибудь покататься на уик-энд? — спросил Дел.
— Конечно.
— Может, найдется в округе местечко, где тебе не будут прокалывать шины.
— Неплохая идея, — пробормотал Картер.
После последнего путешествия в каньон Темескал они проторчали на стоянке больше часа, пока не приехала машина техпомощи. Затем Картеру пришлось раскошелиться, купить четыре новенькие шины.
Используя скальпель как рычаг, он легонько поднажал, и гипсовая оболочка треснула, кость
— Что, черт возьми, здесь происходит? — услышал Картер голос у двери.
Ему не нужно было оборачиваться, он сразу его узнал.
В дверях стоял Гандерсон в пижонском костюме и галстуке-бабочке, с красной бутоньеркой в петлице. Дел быстро выключил музыку.
— Вам известно, который теперь час? — сердито спросил Гандерсон.
Картеру было прекрасно известно. Но что, подумал он, прикрывая куском ткани только что отделенный предмет, делает здесь Гандерсон в столь поздний час?
— Я только что с концерта, — сказал он, прежде чем Картер успел спросить. — Ехал из центра, и, с учетом всех последних проблем, что мы имеем, дай, думаю, заеду. — Он направился к столу. — И теперь вижу: правильно сделал, что заехал.
Директор окинул взглядом гипсовую оболочку и тут же оценил ситуацию.
— Ну ладно, от вас, — обратился он к Делу, — всего можно ожидать.
Потом накинулся на Картера:
— Но вы! Вы-то как могли поступить столь опрометчиво?
— Но это лучшая лаборатория в городе, и мы должны делать свою работу.
— На глазах у всех?
— Днем мы закрываем останки, работаем только вечерами, после закрытия музея.
Гандерсон гневно фыркнул, провел рукой по волосам.
— Вот что, доктор Кокс, мне прекрасно известно, как долго в Музее Пейджа рассматривали вашу кандидатуру, как сильно сомневались. У меня на этот счет тоже имелось свое мнение. Я пытался разобраться в событиях, предшествующих вашему увольнению из Нью-Йоркского университета, и, следует признаться, был далеко не в восторге. Ваши неортодоксальные методы исследования привели не только к страшному взрыву в лаборатории, но и…
Неужели, подумал Картер, он станет вдаваться во все эти печальные подробности?
— …к смерти двух ваших коллег.
Все-таки он это сказал! Картер покосился на Дела — он никогда не рассказывал другу всех подробностей этой истории и теперь жалел об этом. Страшные события тех дней он давно пытался забыть, выбросить из головы, но безуспешно.
— А теперь, похоже, вы вновь взялись за свои фокусы! Так знайте, я в своем музее этого не потерплю!
Интересно, подумал Картер, с каких это пор Музей Пейджа стал его собственностью?
— И я требую, чтобы этот… образец был вывезен из музея завтра же, прямо с утра. Активисты по борьбе за права коренных меньшинств уже засыпали меня официальными запросами и угрозами. И последнее, чего мне хочется, так это дать им еще один новый повод.
Гандерсон последний раз окинул взглядом разложенные на столе останки — некоторые до сих пор еще находились в гипсе, что обеспечивало лучшую сохранность при перевозках, — затем резко развернулся на каблуках.
— Музей закрывается ровно в шесть вечера, джентльмены, — бросил он, направляясь к двери. — И единственный человек, которому позволено оставаться здесь после шести, — это ночной сторож.