Бестолковая любовь
Шрифт:
Сева робко кивнул.
Цыган по-хозяйски шагнул в квартиру:
— Сохранил? Все в целости?
— Что — в целости? — не понял Сева.
«Брат» сомкнул кустистые брови в одну грозную артиллерийскую линию.
— Память у тебя отшибло? Могу напомнить! — И поднес здоровенный грязный кулак прямо к Севиному носу.
Сева вспыхнул:
— А вы что тут кулаками размахались? Что себе позволяете? Я слыхом о вас не слыхивал! Даже имени вашего не знаю!
— И не узнаешь, — хмыкнул цыган. — Тебе оно ни к чему! Гони пакет, что Катька оставила!
— А-а, пакет… Так бы сразу и сказали! Это не вопрос, — пробурчал Сева. — А то ходят тут, кулаками машут… Вон он валяется,
«Брат» глянул в угол передней, куда ткнул пальцем Сева, и обрадованно схватил пакет. И сразу запел другим тоном:
— Вот спасибо тебе, ласковый! Вот помог, выручил ты нас, человек хороший! Катерина тебе привет прислала, благодарила очень.
— А… как там она?.. — неуверенно спросил Сева.
— Скучает без тебя, тоскует, истомилась прямо, ласковый! — уверенно заявил цыган. — Ох, как она томится, драгоценный! — И он пристально всмотрелся в Севино лицо.
— Так… может, зайдет она?.. — робко выговорил Сева.
После Катиного первого ухода он ликовал недели две, радовался еще три, жил спокойно еще месяц… А потом… Потом опять сломался его мирно-творческий график жизни, и Сева сбился, растерялся, расстроился. Вечерами в квартире казалось пусто и неестественно тихо. Мешали книги, примолкший телевизор, нервно мигающий ноутбук… Сева сам себе мешал.
— Зайдет! — твердо сказал «брат». — А ты вот что… Ты еще подержи у себя другой пакет. Тебе несложно? За ним она и зайдет.
Сева машинально кивнул, опять бросил пакет в угол и сел ждать Катю.
Она пришла через неделю. За это плодотворное время — для поэтов таким всегда становится ожидание — Сева написал немало стихотворений.
Человек своему счастью кузнец. Напридумали люди истин! И когда же им, вечным, наступит конец? От чего только мы не зависим! От нелепых, нечаянно брошенных фраз, От случайных, никем не предвиденных встреч… Хоть бы раз, хоть бы раз, хоть один только раз От своих мне зависеть и рук бы, и плеч! А я все от чужих… Пусть от сильных, больших… От улыбок и взглядов, звонков по ночам, От чужой, непонятной, далекой души, От обид, как всегда сгоряча, сгоряча… И от черных котов, и от ветра и звезд, И от просьбы чужой (не могу отказать!), От нечаянных слов, от непрошеных слез… Мы зависим от них. И без них нам нельзя. А кузнец? Он кует. Кузнец песни поет. Он один, для себя, независим и смел. А у нас каждый день миллионы забот. Мы зависим от стольких ненужных нам дел! От усталости, радости, от суеты, От непонятых чувств и от боли в предплечье, От толпы и от снов, от дневной пустоты… Мы зависим от мира. Что ты смог, человече? Но я говорю: славься! Славься, моя святая зависимость от людей И их зависимость от меня! Мы спаяны одной цепочкой. Может быть, в ней скрыт величайший смысл истории? Не знаю. Знаю только, что если бы я не зависелСева неосмотрительно прочитал это стихотворение Николаю. Шаг чересчур опрометчивый.
Матрешкиных дел мастер презрительно фыркнул: — Во-первых, тягомотина. Сократи! Во-вторых, от кого это ты намылился зависеть? Уж не от этой ли своей ведьмачки с косой до пят? Если так, то ты дубина законченная. Это в-третьих.
Сева хотел уклониться от ответа, но номер не прошел.
— Говори! — заорал Николай. — Тебе мало разграбленной квартиры?! Еще неприятностей захотелось?! Так ты их обязательно схлопочешь на свою голову! Усвоил?
— Катя больше не придет, — соврал немного испугавшийся Сева. — А если придет, я ее не пущу. Это не вопрос…
— «Не обещайте деве юной…» — злобно пропел брат. — Смотри, Всеволод! Ты не ребенок! А как там твой журнал-дурнал? Еще дышит?
— С трудом, — признался Сева. — Сам понимаешь…
— Понимаю, — сказал Николай. — Ситуация шаховая. Значит, так…
В его новом плане опять не замечалось ни малейшего просчета.
Глава 7
Едва Сева открыл дверь Кате на звонок, как из комнаты выплыл Николай, сияющий, словно перед своей коронацией.
— А-а, сестра! — весело сказал он. — Привет-привет! Не ждали… Никак медведь в тайге сдох. А похорошела-то как! Как расцвела! Прямо цветок на подоконнике! Чего пришла? Опять что-то выцыганивать?
Катя на минуту растерялась.
— Звал… — коротко объяснила она и кивнула на Севу.
— Дурак потому что, — лаконично отозвался Николай. — Он передумал.
— А он чего, онемел? — осмелела Катя.
— Не, пока еще нет. К несчастью. Но он у меня онемеет навсегда и очень скоро, если не возьмется за себя! — пригрозил Николай. — Его язык запросто может стать его последним оплотом свободы. Что в пакетике, сестра? — И он подкинул вверх пакет, который держал в руках.
Катя обозлилась:
— Тебе чего нужно? Чего пристал? Тебя кто сюда звал? Это не твой дом!
— Но и не твой! А он, — Николай кивнул в сторону Севы, — мой родной старший брат. Родной, усвоила? И единственный! Всю душу он из меня вынул, романтический мерзавец! Но я призван его защищать и беречь, как свою родину. Это мой долг. Так что в пакетике? — И Николай снова подбросил его вверх.
Катя потемнела от бешенства и гневно заверещала:
— Какое тебе дело до моего пакета? Отдай его мне! Он мой! Я за ним пришла!
— Забыла добавить «ласковый», — флегматично заметил Николай. — И еще «рубиновый». Или «малахитовый». Драгоценных камешков на свете много, всех не пересчитать. Так что там? Говори, или я его вскрою и сам посмотрю!
— Нет! — закричала Катя. Она подлетела к Николаю и вцепилась в его руку, пытаясь вырвать свой пакет. Николай со смехом отбивался и отталкивал ее. — Отдай! Это не твой! А ты что молчишь?! — вдруг повернулась она к Севе, мрачно наблюдавшему за происходившим.
Сева не знал, что делать и говорить. Он дал согласие на приезд брата, а теперь жалел об этом. Катя пришла, и для чего весь этот цирк? Это дурное представление? Что в пакете, что в пакете… Действительно, привязался…
— Отдай ей пакет, — пробурчал Сева. — И пусть она идет…
— Да, отдай! — обрадовалась Катя. — Мне нужно идти! Ой как нужно!
Николай протянул руку с пакетом:
— Держи!
Но едва Катя рванулась за своей, очевидно ценной, вещью, мгновенно отдернул руку назад и гулко захохотал.