Бестолковая святая
Шрифт:
— «Тонус влагалища восстановлен благодаря тренингу?» — сюжет Сони Беллалал (отклонено ввиду явного неприличия, после того как все дружно пытались найти более приемлемый заголовок. «Идея хороша, жаль, что подать трудно», — вздохнула главная редакторша-брюнетка).
— «Портрет певицы Селин Дион» — предложен Матильдой Бургуа, пребывающей в творческом тупике (отклонен, на эту тему писали три раза за два последних года).
Предложение Матильды написать о тренинге Дион было встречено всеобщим одобрением: у моей лучшей подруги острое перо, она способна справиться с самой нелепой темой. Недавно написала статью о сексуальной привлекательности Жан-Люка Меленшона [21] ,
21
Сенатор от Социалистической партии Франции.
Я слушала, делала заметки, одобрительно кивала и радовалась возвращению, как младенец, блаженствующий в утробе матери. Потом мне передали словесную палочку, сексуальную игрушку от Сони Рикель, имитирующую фаллос. (Эта уморительная мысль тоже пришла в голову мне, когда мы однажды слишком разгалделись на летучке.)
Я подпрыгнула, услышав нежный голосок Мими: «ПОП, дуся моя, какое счастье, что ты снова в форме, давай-ка, предложи что-нибудь смешное». Я открыла рот, собираясь брякнуть первое, что придет в голову, надеясь на очередную мысль в духе «дебильно, но прикольно».
Ни-че-го.
(Ежу было понятно, что в контексте сегодняшней летучки моя «дебильная, но прикольная» идея могла звучать только так: «Как я тренинговала тренера». Простенько, но со вкусом, читательницы сами додумают остальное.)
Двенадцать нескончаемых секунд я лихорадочно массировала бледно-розовый силиконовый цилиндр.
А потом проблеяла:
— Может, так: «Когда тренинг души может спасти жизнь»?
Ответом мне стал всеобщий хохот.
Хохот, сменившийся гробовой тишиной, когда коллеги поняли, что я не шучу.
День седьмой
Станьте для себя светочем, станьте убежищем…
Афликао, студентка-лиссабонка, издала предсмертный звериный рык:
— Нет, Полин, ты не мочь сделать так! Это преступление! Только не красный мини-убка, он такой красивая!
— Говорю тебе, я все равно никогда ее больше не надену, в ней длины — тридцать сантиметров, а я все, что меньше сорока, решила загнать.
— Но он тибя так идьот…
— Ты что, смеешься? На кого я в свои сорок буду похожа в юбчонке до пупка?
— Тибя сорок, Полин? Ты никогда не сказала. (Тут она расхохоталась, сверкнув невероятным количеством зубов.) Тибя на ОДЫН год больше, чем моя мать, я тащусь!
Я сделала глубокий вдох. Так, спокойно. Главное — уметь сочувствовать.
— Твоя мама забеременела в четырнадцать лет, от своего дяди, так часто случается в южных странах, и это настоящая драма.
— Да нет, эй было двадцать два, и она уже долго была замужем… Сам считай: двадцать два плюс семнадцать равно быть тридцать девять. На год МЕНЬШЕ, чем тебе, ульот.
— Так ты берешь эту юбку? Или она отправляется в Красный Крест с остальными шмотками.
— Полин, да я же и половина попы туда не втисну. — Она грустно вздохнула.
Я была в курсе. И немедленно пожалела о своей подлости. Гадкий намек: «Я ровесница твоей матери, но стройнее тебя, толстозадая». Такого я теперьсказать не могла. В порыве раскаяния я тут же отдала португальской поденщице свою кроликовую шубу, подарок Пьера к последнему Рождеству.
Я внимательно осмотрела свой опустевший на три четверти шкаф. Остались только брюки и юбки до колена — серые, черные или темно-зеленые. С полки, где лежали пуловеры, исчезли затейливые модели в дырочку, все, что выглядит комично на женщине моего возраста. Мне вспомнилось высказывание Ханны Арендт [22] — или это сказала Кристина Агилера? — «Less is more» (чем меньше, тем лучше), и я подумала, что расставание с гардеробом было так же полезно для моей души, как и уборка кабинета. Я почувствовала себя богаче и свободнее. Я даже прикрыла глаза, чтобы полнее ощутить радость этого мгновения. В голове пронеслась прекрасная фраза: «Теперь я наполнена своими пустотами», и я тут же помчалась записывать ее на своем компьютере, даже не подумав, что подобное высказывание — суперслоган для курсов лечения от аэрофагии [23] .
22
Ханна Арендт (1906–1975) — известный философ и историк.
23
Заглатывание избыточного количества воздуха.
Увидев на экране монитора недописанную страницу, я расстроилась. Заголовок статьи для рубрики ««Модель» — коротко»: «Кто вернется первым, Франсуа Олланд или Пикачу?» занимал больше места, чем тот текст, который я для нее написала. Накануне Раф и Мими изящно и остроумно отклонили мою тему о тренинге души:
— ПОП, ты похожа на концертирующую пианистку, сломавшую руку. Нужно снова поиграть гаммы, а уж потом браться за ноктюрны. Ты не могла бы сочинить что-нибудь посмешнее о возвращении Покемонов к завтрашнему вечеру — знаков этак на тысячу?
С тяжелым сердцем я согласилась и ломала голову всю первую половину дня. А в результате родила пол-абзаца, тонко подметив сходство округлой фигуры Пикачу с формами лидера социалистов. «Он не такой желтый, но все равно очаровательный, и у него ярко-серебристые глазки».
Вот до чего дошло.
Не могу писать о людях плохо.
Познав истинную Благодать, я утратила стиль.
День восьмой
Лучшая религия для человека — уйти в себя, познать суть жизни, создав в результате собственную веру — инстинкт. А венец инстинкта — это любовь!
За сутки двойной портрет Пикачу/ Франсуа Олланд «обогатился» пятьюдесятью двумя знаками: я родила сомнительную шуточку касательно манеры речи персонажей, назвав ее «чарующим щебетанием». Если продвигаться такими темпами и дальше, закончу я уже после президентских выборов.
Мои мучения прервал приход Жермены Крике.
У помощницы умирающих был невероятно богатый улов.
— Полин, дорогая, я прямиком из больницы Гюстава Русси. Не представляешь, сколько сейчас работы! Люди мрут как мухи, не знаешь за что хвататься. Уф-ф, валюсь с ног от усталости, но это хорошая усталость: сегодня я проводила троих, и среди них была удивительная женщина. Отправляясь в последний путь, она выставила мужа и детей — никого не хотела видеть, только меня. Думаю, ей выписали билет в один конец на свидание с нашим дорогим другом! — добавила она, плотоядно подмигнув. — Ну, как у нас дела?
— Жермена, я в ступоре! Опозорилась на летучке, и теперь вовсе ничего не пишется. Думаете, это нормально? Мне становится легче, только когда что-то выбрасываю.
— Не волнуйся, Полин, — отвечала она, «тыкая» мне на манер преподавателя Закона Божия эпохи II Ватиканского собора. — Так и должно быть, возвращаться к работе всегда трудно. Ты осилила труд отца Рауля Переса Хименеса «Мой друг Иисус»?
— Нет. Заснула на тринадцатой странице. Жермена, вы готовы услышать нечто ужасное?