Бета-самец
Шрифт:
Преуспел ты в чужой жизни, Топилин, поднаторел.
Нужна Анна.
Что бы их ни связывало, оборвать это страшно. Все остальное — чужое.
Анна нужна.
Бабочка ее набедренная знает, где летать.
Скажи ей, что любишь ее. И будь что будет. Разберешься, не маленький.
И тут она позвонила.
— Привет, Анечка.
— Привет.
— Саш, ты что делаешь?
— О тебе думаю.
— Саша, я хочу с тобой встретиться сейчас. В городе. Ты можешь?
«Что-то случилось, — подумал Топилин. — Влад?»
— Конечно. У тебя
— А? Нет. Почему с Владом? С Владом, слава богу, все хорошо. Ты можешь подъехать в центр, на Пушкинскую? Знаешь, здесь есть кафе «Остров-78»?
Улыбался.
— Алло, Саш?
— Да. Кафе «Остров». Семьдесят восемь. Но у меня предложение получше. Давай за город махнем. Есть отличное место… «Old Place» называется. Тебе понравится. Там камины…
— Нет. Давай в «Острове». Я уже здесь, жду тебя.
— Хорошо, сначала «Остров», а потом в «Old Place».
Кафе тихое, без громкой музыки, отметил Топилин, входя. Что-то журчит еле слышно из колонок. В самый раз, чтобы посидеть, поговорить неспешно — и махнуть под дождичком за город, в первоклассный гостиничный комплекс.
Никак не привыкнет видеть ее без траура. Одета в джинсы, в толстый зимний свитер. Мерзлячка. На столике перед ней пустая кофейная чашка и раскрытое меню. Долго ждет, стало быть, — заказывает во второй раз.
Подойдя, приобнял ее за плечи. Она сказала:
— Вот и ты.
Пока Анна листала меню, Топилин представил, как они отправятся в «Old Place».
«Тигуан» будет мягко лететь по полупустой трассе, в разлетающихся фонтанах брызг. Анна заберется на сиденье с ногами. Скинутые кроссовки на резиновом коврике будут легонько покачиваться, толкаться носами.
На окраине станицы проедут мимо коровника, где их дожидается — на бис, по просьбам городских ценителей, та самая мизансцена, которую застал Топилин, когда ездил на открытие «Old Place». Пегая буренка следует через двор в сопровождении фигуры, закутанной в армейский резиновый плащ салатного цвета. Корова круглобокая, фигура угловатая.
— Иди давай, — слышится ворчание из резиновых складок. — Вредина какая!
Корова смотрит на людей в проезжающей машине, словно предлагая рассудить спор, которому они стали невольными свидетелями.
Анна пошлет корове воздушный поцелуй.
— Скорей давай! — крикнет резиновый пастух. — Тоже мне… Я к тебе теперь неделю не подойду. Увидишь.
За поворотом всплывут яркие охряные крыши по-над простыми черепичными и шиферными, густые хвойные кроны, небольшой электрический ветряк. Дождь, конечно, подыграет: в «Old Place» не будет ни души. Номера пустуют, весь персонал, за исключением метрдотеля — совершенно городской с виду женщины лет пятидесяти, — распущен по домам.
Оглядевшись, Анна прижимается к его локтю:
— Здо-орово, Саш!
Стены, сложенные из подкрашенного, в обхват, кругляка.
— Ой, а вы бы позвонили, — суетится хозяйка. — А я всех отпустила. И повара, и горничную…
— Мы обедать не будем, — успокаивает ее Анна. — Да, Саш?
— Не будем, — соглашается Топилин, хотя только что успел подумать о том, как вкусно, наверное, будет съесть что-нибудь горячее, расположившись у мокрого окна. — Вот только поужинать бы, если можно.
— А к ужину повар поспеет. Это не волнуйтесь.
— Есть у вас номер с камином? С настоящим?
А как же, у них есть номер с камином. Медвежий.
— Называется «Медвежий», — поясняет хозяйка.
Кровать с балдахином. Медвежьи шкуры: на полу, на стенах. Множество всевозможного антиквариата, от выцветших дагерротипов с котелками и кринолинами до чугунных щипцов для колки сахара.
По бокам от камина душистые поленницы. Хозяйка предлагает разжечь.
— Спасибо, мы сами, — отвечает Анна.
Дождь шелестит.
Будет хорошо.
— Саш, я тебе хотела кое-что сказать. Важное.
— Я так и понял, — ответил Топилин, поспешно возвращаясь за столик в «Острове-78».
— Мы… — начала она и тут же себя оборвала. — Нет, не так. Когда ты появился, Саша, я знала, что все у нас закончится постелью. Я хотела тебя с первой минуты, — сказала Анна ровно и уверенно. — Как только ты подошел там, на ветру. Возле морга. Хотела так, что все ныло внутри. Смотри, рукав намочишь.
Топилин поморщился, тщетно пытаясь уловить смысл последних слов.
— Рукав, — указала пальцем на обшлаг его рукава, низко нависший над чашкой.
Он послушно отодвинул руку.
— В ту ночь, когда мы в первый раз переспали… перед тем как ты приехал, я тоже думала о тебе. Пила вино, думала о тебе. Но не ожидала, что ты придешь, — улыбнулась такой нежной улыбкой, каких он не получал, кажется, даже в постели.
— Ты не представляешь, как это приятно, — подался Топилин к этой улыбке. — Слышать, что тебя хотели с первой минуты.
— Мы расстаемся, Саша. Все стало очень, очень серьезно. Кажется, я люблю тебя, Саша. И не могу больше продолжать наши отношения. Дальше будет хуже. Я думала вначале: ничего такого. Случалось, Сереже живому изменяла, изменю мертвому. Мужчина такой приятный, и я так его хочу… Но нет, мой хороший, — снова улыбнулась. — Хочу, но не могу. Такая вот неженская ситуевина.
Топилин одурело молчал. Ему нечего было ответить.