Бетагемот

Уоттс Питер

Лабин хмыкает.

— Ну вот, сейчас начнется, — говорит Александр. — Секунд через тридцать...

Зонд скрывается в дымке, направляясь, видимо, к од­ному из огоньков, отмечающих трассу по поверхности Невозможного. Прежде, чем он окончательно скрывается, вид загораживает темная масса — какой-то утес вторгает­ся на экран слева. На его поверхности не видно кругов света, хотя субмарина всего в нескольких метрах: Чен с Александром работают в темноте, прячась за локаль­ной телеметрией. Картинка на экране перекашивается и покачивается: субмарина

обходит скалы — темная на темном, еле видная в смутном освещении, с черными обводами углов.

Александр склоняется вперед:

— Сейчас...

Свет справа впереди: дальний край выступа освеща­ется и становится похожим на осколки черного стекла. Субмарина сбавляет ход, продвигается дальше осторожно, выходит на свет...

И чуть не сталкивается с возвращающимся зондом. Два значка телеметрии вспыхивают красным и начина­ют мигать. Запись не сопровождается звуком, но Кларк представляет, как орет сирена в рубке. На мгновение зонд замирает: Кларк готова поклясться, что видит, как раскрываются диафрагмы стереокамер. Потом аппарат разворачивается — чтобы продолжить поиск или бежать как всем чертям — смотря по тому, сколько у него моз­гов.

Этого они уже не узнают, потому что снизу в поле зрение камеры выстреливает серая чернильная лента. Она ударяет зонд в середину корпуса, расплескивается и обви­вает его, словно эластичная паутина. Аппарат вырывается, но упругие волокнистые концы упорно притягивают его к субмарине.

Кларк впервые видит в действии стрельбу сетью. Выглядит довольно круто.

— Ну, вот, — говорит Александр, когда изображение замирает. — Повезло, что сеть не использовали раньше, на какую-нибудь из этих ваших чудовищных рыбин.

— И повезло, что я вообще догадалась выстрелить сетью, — добавляет Чен. — Кто бы мог подумать, что она так пригодится. — Нахмурившись, она добавляет: — Хотя интересно, что насторожило эту зверушку.

— Вы двигались, — напоминает ей Лабин.

— Да, естественно. Чтобы он не зафиксировал наш сонар.

— Он следовал на звук вашего мотора.

Доля самоуверенности слетает с Чен.

— Значит, он у нас, — говорит Кларк. — И сейчас?..

— Сейчас Дебби его разбирает, — говорит Лабин. — По крайней мере, мин-ловушек в нем не нашли. Она говорит, что сумеет влезть к нему в память, если там нет серьезной шифровки.

Хопкинсон снова веселеет.

— Серьезно? А может, устроить ему временное выпа­дение памяти и отправить дальше гулять?

В такую удачу не верится, и взгляд Лабина это под­тверждает.

— А что? — не понимает Хопкинсон. — Подделаем поток данных, отправим его домой, и пусть расскажет мамочке, что здесь только ил и морские звезды. В чем проблема?

— Насколько часто мы там бываем? — спрашивает ее Лабин.

— Что, на озере? Раз или два в неделю, не считая дней, когда устанавливали аппаратуру.

— Довольно редко.

— Чаще не надо, пока не придут сейсмоданные.

У Кларк холодеет в животе — озноб зародился не­сколько секунд назад, когда

разговор зашел о надежде на ложные воспоминания, отступил как волна и вернулся еще хуже, чем был.

— Дерьмо, — шепчет она, — ты про шансы...

Лабин кивает:

— Мы практически никак не могли оказаться на месте при первом же появлении этой штуковины.

— Значит, она здесь не в первый раз. Бывала и преж­де, — кивает Кларк.

— Как минимум, несколько раз. Я бы сказал, она, вероятно, бывает на Невозможном чаще, чем мы. — Ла­бин обводит остальных взглядом. — Кто-то нас вычислил. Послав аппарат обратно без записей, мы просто сообщим им, что нам это известно.

— Дрянь, — дрожащим голосом бормочет Нолан. — Мы вляпались. Пять лет. Вляпались по уши.

В кои-то веки Кларк склонна с ней согласиться.

— Не обязательно, — отвечает Лабин, — думаю, нас они пока не нашли.

— Чушь какая... Ты сам сказал, месяцы, если не годы.

— Они не нашли нас, — этот ровный, подчеркнуто сдержанный тон у Лабина означает, что терпение на ис­ходе. Нолан немедленно затыкается.

— А нашли они, — после паузы продолжает Лабин, — только сеть осветительных приборов, сейсмографы и за­писывающую аппаратуру. Откуда им знать, что это не остатки заброшенной горной выработки? — Чен откры­вает рот, но Кен останавливает ее жестом. — Лично я в это не верю. Раз у них есть причины искать нас в этом районе, то они должны предполагать, что техника наша. Однако эти парни сейчас знают только то, что они где-то неподалеку от цели, — Лабин слабо улыбается. — Так и есть — до нас всего двадцать километров. Двадцать непроглядно-черных километров по самому изрезанному ландшафту на планете. Если больше у них ничего нет, то они нас не найдут никогда.

— Но могут послать какого-нибудь дрона, который затаится на месте, подождет нас, — возражает Хопкин­сон, — а потом проследит до станции.

— Может быть, уже послали, — соглашается с ней Кларк.

— Тревоги не было, — напоминает Чен

Лени вспоминает: здесь на каждом пузыре, на каждом зонде и «кальмаре» стоит передатчик. Между собой эти устройства ведут вежливые переговоры, но коснись их сонар, не знающий местного диалекта, поднимут такой ор, что мертвого разбудят. Об этой системе, пережитке первых дней изгнания, когда страх, что их обнаружат, давил каждого свинцовой рукой, Кларк не вспоминала годами. Но по сию пору врагов они находили только в собственной среде.

— А странно, что они не попытались, — говорит Лени. — Казалось бы, этот вариант напрашивается.

— Может, и пытались, но потеряли нас, — предпо­лагает Хопкинсон. — Подойди они слишком близко, мы бы их заметили, а на маршруте есть места, где сонарный сигнал распространяется не дальше шестидесяти метров.

— А может, у них не хватает средств, — с надеждой говорит Александр. — Может, там просто лодочка с па­рой искателей сокровищ и древней картой.

— Или они пока до такого не додумались, — это Но­лан.