Бетагемот
Шрифт:
Кларк что есть сил жмет на газ. «Кальмар» тянет ее вниз.
— Кларк! — Как видно, звук взрыва дошел до головного узла. — что происходит?
Симфония рвущегося металла. Нестройный хор голосов. Их меньше, чем было, понимает Кларк.
«Мы потеряли генератор, — тупо думает она. — Я слышу крики.
Слышу, как они умирают».
И не просто слышит. Крики возникают в голове раньше, чем доходят до ушей: дикая химическая паника натриевыми вспышками поджигает рептильную часть мозга, умная кора в беспомощном смятении, сознание разбито, как дешевая стекляшка.
— Кларк,
А это гнев, тонкая пленка угрюмой решимости среди паники. Сквозь рассеявшуюся муть ярче пробиваются огни. Только они не того размера и не того цвета. Это не фонари рифтеров. Ее сонар взвизгивает, предупреждая о неизбежном столкновении, мимо проносится неуправляемый «кальмар», его ездок светится болью от переломанных костей.
— Это не я, клянусь! Они сами...
Кризи удаляется, его муки сливается с муками других.
Корпус блока F заполняет экран сонара — его плавные очертания повсюду разъедены рваными выбоинами: зияющие пасти пещер с кривыми металлическими зубами. Одна плюется в нее — что-то со звоном рикошетит от «кальмара». Со всех сторон жужжат и скрежещут вокодеры. В рваной облачной стене впереди открывается проход: Кларк видит громоздкую тушу бронированного циклопа. Его единственный глаз яростно сияет недобрым светом. Взгляд обращается на Кларк.
Она уходит влево, успевает заметить нечто, вращающееся в хаосе. Темная масса глухо ударяется в нос «кальмара» и кувырком летит ей в лицо. Кларк пригибается. Обтянутая гидрокожей рука задевает ее.
— Лени!
Мертвые серые глаза, непрозрачные и равнодушные, остаются позади.
«О Господи. Боже мой».
Светящиеся металлические монстры шагают по обломкам, добивая раненых.
Она пытается собрать мысли.
— Они выходят из стены, Кен. Они поджидали там, взорвали стену изнутри и выходят через стены.
«Черт бы тебя побрал, Пат. Это ты? Это все ты?»
Она вспоминает перекошенную шахматную доску на экране Лабина. Вспоминает, как черные фигуры готовились к легкому разгрому врага. Только теперь ей еще вспоминается: в шахматах первый ход всегда делают белые.
Того безразличного чуждого интеллекта больше нигде не ощущается. Должно быть, в момент взрыва гели превратились в кашу.
В наружном шлюзе находились не только корпы в броне и умные гели. Еще там были шрапнельные заряды, наверняка расположенные в расчете на максимальный разлет. Кларк видит, куда попали осколки: в корпус станции, в разбитые кислородные резервуары... Они торчат из ран в телах друзей и врагов. Они похожи на стальные маргаритки, на лопасти миниатюрных ветряных мельниц. Их разбросало одной силой взрывной волны — и они скосили тех, кого не засосало внутрь и не насадило на рваные края пробоины.
Дымовая завеса почти рассеялась.
Лабин приказывает отступать. Из тех, кто его еще слышит, большинство уже отступили. Фигуры в тяжелых скафандрах ползают по остаткам блока F-3, разбираясь с ранеными и мертвыми. Крабы крабами, неуклюжие и тяжеловесные. Вместо коготков у них иглы — длинные хирургические иглы, тонкими копьями торчащие из пальцев перчаток.
— Лени, как слышишь меня?
Она оглушенно висит над «Атлантидой»,
— Лени?
— Она могла погибнуть, Кен. Дейла с Аброй я тоже не могу найти.
Другие голоса. Слишком смазанные, неузнаваемые. Как-никак, почти все генераторы помех еще действуют.
Она настраивается на крабов. Хотелось бы знать, что у них сейчас на душе? А кстати, и у нее самой — она никак не разберется. Может, в голове у нее зельц.
А там, внизу, корпы в броне подчищают грязь. Чувств там с лихвой. Решимость. На удивление много страха.
Гнев — но отдаленный, мотивацию дает не он. И меньше ненависти, чем она ждала.
Она поднимается выше. Панорама под ней освещается сиянием блуждающих фонарей. Дальше безмятежно горят огоньки других частей «Атлантиды». Она с трудом улавливает гудение рифтерских голосов, слов не разобрать. И настроиться ни на кого из них не удается. Она одинока на дне морском.
Неожиданно Кларк пересекает некую невидимую линию, и челюстная кость наполняется звуками.
— ...тела, — говорит Лабин. — Убитых по своему усмотрению. Гарсиа будет вас принимать под медотсеком.
— Там и половины не поместится, — слабо жужжит вдали («О! Это Кевин!») — Слишком много раненых.
— Все с F-3, кроме раненых и сопровождающих, встречаются у закладки. Хопкинсон?
— Здесь.
— Есть что-нибудь?
— Кажется. В блоке Е полно мозгов. Кто, не определить, но...
— Йегер и Ын, поднимите своих на сорок метров по вертикали. Координаты не менять, но всем отойти от корпуса. Хопкинсон, отводи своих к медотсеку.
— Мы в порядке...
— Исполнять. Нужны доноры.
— Господи, — слабо бормочет кто-то, — мы пропали.
— Нет. Не мы, а они.
Это Грейс Нолан, живая, властная и непоколебимая даже за фильтрами вокодера.
— Грейс! Они же...
— И что? — жужжит она. — Думаешь, они побеждают? А что дальше, народ? Этот трюк второй раз не пройдет, а у нас хватит зарядов подорвать весь фундамент на хрен. Вот мы их и подорвем.
— Кен?
Короткая пауза.
— Слушай, Кен, — жужжит Нолан, — до закладки я доберусь через...
— Не нужно, — жужжит Кен, — туда уже выдвинулись.
— Кто?
— Кстати, с возвращением, — обращается Лабин к кому-то неназванному. — Цель известна?
— Да... — голос слабый, слишком искажен, чтобы опознать.
— Заряд установишь в пределах метра от метки. Установишь — и быстро отплывай! Не задерживайся у корпуса больше необходимого, ясно?
— Да.
— Детонатор акустический, я взорву отсюда. На счет десять снимаю блокаду.
«Господи, — думает Кларк, — так это ты!»
— Всем отойти на безопасное расстояние, — напоминает Лабин. — Блокаду снимаю!
Она далеко за пределами действия глушилок, для нее перемена не слишком заметна. Однако следующий голос, долетающий до нее через вокодер, звучит по-прежнему тихо, но легко узнаваем.