Бетагемот
Шрифт:
— Уверена? — спрашивает Кларк.
— Еще как, — говорит Роуэн. — Я думала, ты меня уб...
И замолкает, пристыженная.
— Да, — говорит она, помолчав, — это была наша первая встреча. Действительно.
Лени смотрит перед собой, на погасший экран в собственной голове.
— Знаешь, я думала, ты могла участвовать в собеседовании. До того, как ваши покопались у меня в голове. Никак не выходит определить, что именно там отредактировали, понимаешь?
— Я
— Конечно, нет. Ты была классом выше. Тебе было не до встреч с наемными работниками. — Нотки злости в голосе Лени немного удивляют Роуэн. После всего, что она для нее сделала, после всего, что простила — странно, что такая малость еще может причинить боль.
— Мне сказали, тебе так будет лучше, — тихо говорит Роуэн. — Правда. Сказали, ты будешь счастливее.
— Кто сказал?
— Неврологи. Психиатры.
— Счастливее... — Минуту Лени переваривает сказанное. — Счастливее от ложных воспоминаний о том, как папа меня насиловал? Господи, Пат, если это так, что же творилось в моем настоящем детстве?
— Нет, счастливее на станции «Биб». Они клялись, что так называемые «уравновешенные» личности там непременно рехнутся через месяц.
— Помню я эту брошюрку, Пат. Преадаптация к хроническому стрессу, дофаминовая зависимость от экстремальной среды. Ты на это купилась?
— Но ведь они были правы. Ты сама видела, что произошло с первой контрольной группой. А тебе... тебе там настолько понравилось, что мы боялись, ты откажешься возвращаться.
— Поначалу, — без нужды поясняет Лени.
Чуть погодя она поворачивается лицом к Роуэн.
— Ты мне вот что скажи, Пат. Предположим, тебе бы сказали, что мне это не так уж понравится. Сказали бы: она возненавидит жизнь, возненавидит свою жизнь, но все-таки нам придется на это пойти, потому что иначе ей не сохранить рассудок на глубине. Если б они сказали так — ты бы меня предупредила?
— Да. — Она не лжет. Сейчас не лжет.
— И разрешила бы им меня перепаять, наделить монстрами вместо родителей и все-таки отправить сюда?
— ...Да.
— Ради службы Общему Благу?
— Я служила ему как могла, — говорит Роуэн.
— Корп-альтруист, — бросает рифтерша. — Как ты это объяснишь?
— Что объяснять?
— Это вроде как противоречит всему, чему нас учили в школе. Почему на корпоративные вершины поднимаются социопаты и почему мы должны быть благодарны, что жесткие экономические решения принимаются людьми, у которых напряженка с обычными чувствами.
— Ну, все несколько сложнее...
— Было, ты хочешь сказать.
— И есть, — настаивает Роуэн.
Некоторое время они молчат.
— Ты бы переиграла все, если б могла? — спрашивает
— Что? Перезагрузку? Вернуть настоящие воспоминания? Отделаться от всего, связанного с «папочкой-насильником»?
Роуэн кивает.
Лени молчит так долго, что Роуэн уже не ждет ответа. Но все же, не слишком решительно, Кларк произносит:
— Я такая, как есть. Может, раньше я была другой, но теперь есть только такая. И, если разобраться, просто не хочу умирать. Вернуть ту, прошлую, будет сродни самоубийству, как тебе кажется?
— Не знаю. Наверно, я об этом раньше не думала.
— Я тоже не сразу дошла. Вы убили кого-то другого, создавая меня. — В короткой вспышке Роуэн видит ее нахмуренные брови. — Знаешь, а ты не ошиблась. Я тогда хотела тебя убить. Не строила планов, но чуть увидела тебя, все всплыло, и на несколько мгновений я почти...
— Спасибо, что удержалась, — говорит Роуэн.
— Да, я ведь удержалась... а если у кого и были причины вцепиться друг другу в глотки, так это у нас с тобой. В смысле, ты пыталась убить меня, а я — всех вообще... — Голос у нее срывается. — Но мы не стали. Мы договорились. В конце концов.
— Да, — соглашается Роуэн.
Рифтерша глядит на нее пустыми умоляющими глазами.
— Так почему они не могут? Почему бы им... не знаю, не взять с нас пример?
— Лени, мы погубили мир. Думаю, они следуют нашему примеру.
— Знаешь, там, на «Биб», я была главной. Так не нарочно получилось. Я меньше всего этого хотела, но все они... — Лени качает головой. — Я и сейчас не хочу, но мне приходится, понимаешь? Чтобы как-то помешать этим идиотам все погубить. Только теперь мне даже не скажут, насколько глубоко я вляпалась. А Грейс...
Она, пораженная внезапной мыслью, оглядывается на Роуэн.
— А что с ней случилось, собственно?
— Ты о чем? — не понимает Роуэн.
— Она вас по-настоящему ненавидит. Вы что, вырезали всю ее семью? Нагадили у нее в голове?
— Нет, — отвечает Роуэн, — ничего такого.
— Брось, Роуэн. Она бы не оказалась внизу, если бы не...
— Грейс из контрольной группы. Ничем не примечательное прошлое. Она была...
Но Лени вдруг вскидывается, глаза под линзами обшаривают потолок.
— Слышала?
— Что слышала? — В рубке не слишком тихо — булькает, скрипит, иногда разговор прерывают металлические щелчки, — но ничего сверх обычного Роуэн не замечает. — Я не...
— Ш-ш-ш! — шипит Лени.
Вот теперь Роуэн действительно слышит, но не то, что насторожило собеседницу. В ее наушниках тихо бормочет слышный только ей перепуганный голос. Она поворачивается к Лени. И тихо говорит:
— Тебе лучше вернуться.
Лени с раздражением косится на нее, потом спохватывается: