Бетагемот

Уоттс Питер

Конечно, она скрылась. Вопрос теперь, пожалуй, лишь в том, кто успеет раньше — Бетагемот ли заберет ее тело или Долгая Тьма — разум.

— Люди взбудоражены, — продолжает Лабин, — осо­бенно Грейс. И поскольку с «Атлантиды», несмотря на все разговоры о поисках лекарства, так ничего и не пред­ложили...

Кларк мотает головой.

— Рама тоже не совершит чуда.

— Разница в том, что Раму никто не подозревает в убийстве.

Кларк подтягивает стул и садится рядом с Лабином. Пустой экран смотрит на нее с укором.

— Кен, — заговаривает она наконец, — ты меня зна­ешь.

Лицо у него столь же непроницаемо,

как и глаза.

— Ты приказал за мной следить? — спрашивает она.

— Нет. Но когда мне сообщили, принял к сведению.

— А кто? Грейс?

— Важно другое: Роуэн признала, что Бетагемот об­работан искусственно. Об этом через час узнают все. Как нельзя более несвоевременно.

— Если ты «принял к сведению», то знаешь, как Пат это объясняет. И знаешь, почему она так испугалась, что Рама что-нибудь найдет. Разве она не могла сказать правду?

Он качает головой.

— Это уже второй раз, когда они сообщают непри­ятные факты ровно перед тем, как мы сами их обнару­живаем, без всякого алиби. Не надейся, что это пройдет.

— Кен, настоящих доказательств так и нет.

— Скоро будут, — говорит Лабин.

Она вопросительно смотрит на него.

— Если Роуэн не солгала, то в образцах Бетагемота с Невозможного озера обнаружатся те же изменения, что и в культуре, убившей Джина. — Лабин откидывается на спинку, сплетает пальцы на затылке. — Минут десять назад Джелейн с Дмитрием взяли субмарину. Если все пройдет хорошо, через пять часов будут образцы, а через двенадцать — окончательный вердикт.

— А если не пройдет?

— То чуть позже.

Кларк фыркает.

— Потрясающе, Кен, но если ты еще не заметил, не все разделяют твою сдержанность. Думаешь, Грейс ста­нет дожидаться фактов? На ее взгляд, ты все подтвердил, и сейчас она судит и рядит, и...

«...И ты первым делом обратился к ней. А не ко мне, подонок! После всего, через что мы прошли вместе, после стольких лет — я только тебе доверила бы жизнь, а ты поделился с ней прежде, чем...»

— Ты вообще собирался мне говорить? — кричит она.

— Это было бы бесполезно.

— Для тебя — возможно. Кстати, чего ты добиваешься?

— Минимизирую риск.

— Это можно сказать о любом животном.

— Не слишком амбициозные планы, — признает Ла­бин. — С другой стороны, «уничтожить мир» уже про­бовали.

Для нее это как пощечина.

Помолчав, он добавляет.

— Я не держу на тебя зла, сама знаешь. Но тебе ли судить?

— Знаю, хреносос! Мог бы не напоминать при каж­дом удобном случае.

— Я говорю о стратегии, — терпеливо продолжает Лабин, — а не о морали. Я готов обдумать все варианты. Готов допустить, что Роуэн сказала правду. Но предполо­жим на минуту, что она лгала. Предположим, что корпы действительно испытали на нас секретное биологическое оружие. Зная это, ты согласилась бы их атаковать?

Она понимает, что вопрос риторический.

— Не думаю, — отвечает он сам себе чуть погодя. — Ты считаешь: что бы они ни сделали, ты виновата боль­ше. Но мы, остальные, не так виним себя. И не думаем, что заслужили смерть от рук этих людей. Я тебя очень уважаю, Лени, но как раз в этом вопросе тебе доверять нельзя. Ты слишком связана собственной виной.

Она долго молчит. И наконец спрашивает:

— Почему к ней? А не к кому-то другому?

— Потому что на войне

нужны смутьяны. Мы размяк­ли, стали ленивы и незлобивы: половина наших половину времени проводит, галлюцинируя на хребте. Нолан по­рывиста и не слишком умна, но она умеет вдохновлять людей.

— А если ты ошибаешься — и даже если ты прав! — невинные расплатятся наравне с виновными.

— Это уж как всегда, — отвечает Лабин. — Да это и не мое дело.

— А должно быть твое!

Он снова отворачивается к пульту. Дисплей загорает­ся, на нем колонки ресурсов и загадочные аббревиатуры, имеющие, видимо, отношение к грядущей войне.

«Лучший друг, я ему жизнь доверяла, — напоминает себе Кларк и с силой повторяет: — Жизнь! А он — социопат».

Он не родился таким. Это можно определить еще в детстве: тенденция к противоречивым высказываниям и неверному употреблению слов, дефицит внимания... Обильная жестикуляция при разговоре. У Кларк хватило времени все это изучить. В Садбери она даже заглянула в психологический профиль Лабина. Он не подходил ни по одному параметру — кроме единственного. Но разве совесть — это действительно так важно? Иметь совесть не значит быть хорошим, почему же ее отсутствие обя­зательно делает человека злодеем?

Но, сколько ни рассуждай, факт налицо: человек без совести, вычеркивая из жизни Алике и ей подобных, аб­солютно равнодушен.

Ему все равно.

Он и не может быть иным. У него нужной прошив­ки нет.

Лабин, глядя на экран, хмыкает:

— А вот это интересно.

Он выводит визуальное изображение одного из хоз­блоков «Атлантиды»: большой цилиндрический модуль высотой в несколько этажей. Из спускной трубы на его боку бьет струя чернил, горизонтальный гейзер. Уголь- но-черная грозовая туча клубится в воде, закрывая обзор.

— Что это? — шепчет Кларк.

Лабин уже открывает другие окна: сейсмографы и вокодерные переговоры, мозаика миниатюрных сигналов с камер наблюдения, разбросанных внутри и снаружи комплекса.

Внутренние камеры «Атлантиды» полностью вымерли.

На всех каналах поднимается шум голосов. Три на­ружные камеры почернели. Лабин выводит меню общей связи и спокойно обращается к бездне:

— Внимание. Всем внимание. Началось. — «Атлан­тида» нанесла упреждающий удар.

Они теперь повсюду видят вероломство. В приемнике у Лабина мешанина голосов: «настроенные» рыбоголовые докладывают, что корпы, за которыми они наблюдали, резко активизировались, сосредоточились и определенно перешли к действиям. Словно кто-то пнул ногой мура­вейник — все мозги в «Атлантиде» вдруг заработали по принципу «сражайся или беги».

— Всем заткнуться. Это не закрытый канал. — Голос Лабина накрывает остальные, как гранитная плита — гальку. — По местам. Блокада через шестьдесят секунд.

Кларк, перегнувшись через его плечо, подключается к проводной линии с Корпландией.

— «Атлантида», что происходит? — Нет ответа. — Пат? Центр связи? Ответьте, кто-нибудь.

— Не трать времени зря, — бросает Лабин, включая сонар. Половина наружных камер теперь бесполезны, их окутал черный туман. Но сонар дает резкое, отчетливое изображение. «Атлантида» раскинулась по объемному эк­рану кристаллической шахматной доской. На сером фоне черные клетки — эхо от гибридных тел рифтеров, раз­местившихся в строгом тактическом порядке. Белого не видно вовсе.