Бэтман Аполло
Шрифт:
Над поверженным вампиром стояло чудовище.
Это была огромная ящерица (наверно, правильнее сказать — динозавр) с высоким радужным гребнем и зубастой пастью, из которой летели клочья фиолетовой пены. Круглые глаза зверя сверкали яростью и болью — что было совсем неудивительно: от ящерицы осталась только передняя половина, которая кое-как ползла на двух лапах. Но, несмотря на это, чудовище все еще шипело от ярости — и продолжало рвать зубами то, что было когда-то Озирисом.
Увидев меня, половинка дракона заверещала — и поползла в
В один прыжок подскочив к ползущему монстру, Озирис принялся со страшной скоростью молотить его веером — подпрыгивая, кувыркаясь, зависая в воздухе, — и вообще совершая огромное количество невозможных с точки зрения биологии и физики движений.
Сначала зверь пробовал сопротивляться — но он даже не мог развернуться к Озирису пастью. Тот все время оказывался позади. Мест, где веер бил по чешуе, не было видно за вспышками, дымом и мелькающими цифрами. А потом Озирис весь налился красным и замолотил по дракону с удвоенной силой и частотой. Дракон уже не двигался — мрачно опустив голову с великолепным гребнем, он дожидался конца. Опять просиял ослепительный свет, заставив меня зажмуриться. Когда я стал видеть, дракона впереди уже не было.
Озирис бросил веер на землю, и тот, прощально сверкнув, исчез.
— Готово? — спросил я.
— Да, — сказал он. — Пришлось пару раз помереть. Все как в жизни.
— Теперь сможем пройти?
Он кивнул, и вдруг в его глазах мелькнул испуг.
— Ты свинью случайно не взорвал? — спросил он.
— Не успел.
Озирис с облегчением провел рукой по лбу.
— Не вздумай, пока я не скажу.
— Я и не надеялся, — ответил я, — что опять вас увижу. Что это за тварь?
— Ящер Фафнир, — сказал Озирис.
— Откуда?
— Сони разума энтертейнмент порождает чудовищ, хе-хе… Я этого зверя при жизни ни разу не мог пройти, оружие плохое было. Не проапгрейдил вовремя…
— Так вы что, играли просто?
— Типа того, — сказал Озирис. — Решил напоследок порубиться. Пока ты борешься с одиночеством. А чего ты нервничаешь? Так со мной говоришь, как будто я дурака валяю, а ты что-то важное делаешь. Ты лучше скажи, как тебе Софи? Правда, как живая?
Я почувствовал, как неудержимо краснею.
Подразумеваемое этим вопросом было настолько оскорбительно, что я не хотел в это верить. Но слова были уже сказаны и услышаны. И я тут же понял, что они были правдой. В моем вампонавигаторе не было ДНА Софи. И мне не приходило от нее письма в виде флакона-сердца.
Это не могла быть она.
Я повернулся и побрел к кустам с кроватью — уже догадываясь, что увижу. Догадка меня не обманула. Никакой Софи там не было. Не было даже кровати. И вообще это место выглядело совсем не так, как я помнил.
Я
— Вы хотите сказать… Что Софи… Она что, была не настоящая?
— Настоящая? — переспросил Озирис. — Тут? Это же лимбо. Тут все такое же настоящее, как ты сам.
— Она не приходила на самом деле?
— Опять-таки, как посмотреть. Ты про нее вспомнил и увидел. Значит, в каком-то смысле приходила.
— То есть это просто моя мысль?
— Почему твоя, — сказал он. — Я Софи тоже знаю. Причем с такой стороны, которая тебе вряд ли знакома. Это я ее для тебя надул. Ну а пользовался ты один… Я, собственно, и не претендую.
— А зачем вы это сделали? — спросил я.
Озирис пожал плечами.
— Позитивный вампиризм. Последний раз захотелось сделать кого-то счастливым. Согласен, элемент двусмысленности в этом есть. Но я же не виноват, что у тебя такое счастье…
Мне невыносимо захотелось дать ему по шее.
— Так с кем я сейчас трахался? — прошептал я, еле сдерживаясь. — С мертвым вампиром? Который при этом мой собственный глюк?
— А что, брезгуешь?
Я промолчал.
— Эх, молодо-красно, — усмехнулся Озирис. — Успокойся, Рама. Если хочешь быть счастлив в любви, вообще никогда про такие вещи не задумывайся. Только испортишь все. Это я тебе как ныряльщик ныряльщику говорю.
— Я думал, она меня к себе пригласила, — прошептал я горько. — И мы с ней будем вместе… Значит, вранье?
— Слушай, — сказал Озирис, — раз ты так на этой теме завернут, устрою вам реальную физическую встречу в гнездышке любви. Обещаю. Но с одним условием.
— Каким?
— Ты мне сейчас поможешь.
— Как?
— Идем, — сказал Озирис, — покажу.
Он пошел вверх по песчаной тропинке. Я побрел следом. Каждый раз, когда мне вспоминались поцелуи Софи, у меня возникало желание сплюнуть.
Мы дошли до темного входа в новую жизнь. Сначала перед нами был просто прямоугольник вулканического стекла с тусклыми бликами — но чем дольше я глядел в него, тем прозрачней оно становилось, и вскоре я уже рассматривал панораму центральной Москвы.
В Москве был летний вечер — бесконечная пробка во все стороны и закатные облака с нежной пилатовской каймой. Все как обычно. Смогом плохо дышать, но издалека он красив.
— Я не пойду туда, — сказал Озирис. — Не хочу перерождаться в этом серпентарии и молотарии. Я собираюсь скрыться без следа. Совсем.
— Где? — спросил я.
— В темноте и покое, — ответил Озирис. — Помнишь, как мы падали? Я хочу, чтобы все остановилось. Я хочу слиться с Великим Вампиром навсегда.
— А разве такое возможно?
— Да. Многие так делают. Кто может, конечно. Но за помощь мне у тебя могут быть неприятности. Потому что это… Ну как измена Родине. Только хуже.
— Если так, наши поймут, — сказал я. — И простят.
— Понять-то они поймут. И простят. Но неприятности у тебя будут. Так что решай. Поможешь?