Бейкер-стрит на Петроградской
Шрифт:
После удара Батыя по Киеву часть восточных славян бежала в междуречье Оки и Волги (финские, кстати, имена — Йока и Валгла), ассимилируя лесные племена — мурома, кинешма, Кострома, вологда, наконец, москова.
Сегодня Москва является гигантским тиглем по переплавке национальных кровей. В двадцатом веке добрая гостеприимная тетка Москва поглотила тысячи молодцов с юга России — сначала из Одессы, потом из родного мне по бабушке Ростова-на-Дону, позже — с Северного Кавказа.
Еще Бернард Шоу сказал: «Здоровая нация так же не замечает своей национальности, как здоровый человек —
Ни кузнецом, ни сборщиком, ни даже строительным инженером я не стал, но, уверен, унаследовал от «предков» вкус к рукоделию.
Мой единственный сын, хоть и является кандидатом архитектуры, не унаследовал от меня этой «рукастости». Его контакты с любыми техническими системами (утюги, часы механические, часы кварцевые, чайники, телефоны, мопеды, автомобили) приводят к роковым для этих систем результатам...
ОМУТ ПЕДАГОГИКИ
Университет и правила личной гигиены.
– Не люблю унылые физиономии.
– Меня опять заманили.
– Старик, иди к нам во ВГИК!
– Я выдаю характеристики.
– Тарковский сбил всех с толку!
Это было сорок пять лет назад.
Запах подмышек студенток в верхних слоях атмосферы учебной аудитории и аромат носков студентов в нижних слоях — вот мои яркие и навязчивые впечатления от преподавания в Ленинградском университете.
Мне не нравилась эта работа. Еще Бернард Шоу сказал: «Тот, кто умеет, делает; кто не умеет — преподает».
Сам недавний студент, я согласился преподавать на только что созданном факультете журналистики невиданный доселе предмет «редактура телевидения». Согласился потому, что хотел поделиться опытом телевизионного журналиста, полученным в дни работы на Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве.
Слушали меня невнимательно, вкуса к преподаванию у меня не было. С тяжелым чувством я каждый раз шел в эти затхлые, тесные аудитории на заднем дворе филфака.
Лучше получалось, когда студенты приходили ко мне в Дом радио. Я даже руководил некоторыми дипломными работами. Одной из моих дипломанток была, как я уже говорил, Белла Куркова, ставшая впоследствии во главе ленинградского телевидения.
Следующее искушение случилось через тридцать пять лет.
Мне предложили читать лекции по кинорежиссуре на Высших курсах сценаристов и режиссеров в Москве.
Дело тоже не задалось. Унылые физиономии великовозрастных слушателей, для которых я не представлял в те годы никакого интереса, расхолодили меня в отношении педагогики основательно...
...В 1996 году в Берлине умирает Семен Аранович, набравший курс в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения (бывший ЛИКИ). Студенты осиротели.
Мой старый ленфильмовский товарищ, оператор Эдуард Розовский был в то время завкафедрой. Хитрыми доводами он заманил меня на место Семена. Безденежье и простои делают свое черное дело. Я согласился.
Мне повезло. Я пригласил себе в помощь режиссера Колю Кошелева, моего коллегу с «Ленфильма», такого же безработного. В отличие от меня он уже имел педагогический опыт. Кроме того, он был вгиковцем, учеником самого Михаила Ильича Ромма. Это был бесценный клад.
В январе 1997 года мы с Колей впервые встретились с доставшимися нам студентами. Ребят Аранович набрал неплохих. Поляк, два китайца, швейцарка, остальные наши.
Сейчас они уже все работают — и Света Шиманюк, и Иля Ибрагимова, и Люба Сумарокова... Наступает век женской режиссуры!
Через два года мы с Кошелевым уже сами набирали себе мастерскую. Омут педагогики начал затягивать...
А первого апреля 2002 года раздается звонок. Слышу голос Хуциева:
— Старик, иди к нам во ВГИК.
— Учиться? — смеюсь я, полагая, что это первоапрельская шутка.
— Нет... Набирай в этом году мастерскую.
— С первым апреля!
— Старик, я не шучу...
Наши петербургские ученики еще только начинали делать свои дипломные работы. Одна из них — короткометражка «Столичный скорый» Артема Антонова — наполучала к этому времени много призов на разных фестивалях и смотрах.
Вероятно, поэтому нас и заметили во ВГИКе.
А через несколько дней после звонка Марлена Хуциева умирает Николай Николаевич Кошелев.
...Хоронили его всем курсом. Ребята сильно повзрослели. Я вместе с ними чувствовал себя осиротевшим — Коля был прирожденный педагог, чуткий и доброжелательный, вооруженный опытом вгиковского преподавания. У нас с ним были планы набрать еще одну мастерскую.
Но без Кошелева мне в Петербурге делать было нечего...
...Еду по Москве — третье кольцо, проспект Мира, Сельскохозяйственная улица... Временами пробки, иногда гонка — кто быстрее...
А мысли все в институте, я спешу туда, там мне интересно.
Ребята уже начали снимать свои дипломные фильмы. Это близкие мне люди, они были на практике у меня на картинах «Тимур & его коммандос» и «Русские деньги». Давно ли вместе с замечательными педагогами Игорем Власовым и Олегом Шухером мы отбирали их на вступительных экзаменах.
ВГИК с довоенных времен славился высоким уровнем профессиональной подготовки режиссеров, операторов, художников, сценаристов и киноведов. Школа ВГИКа известна во всем мире. Его выпускники работают во многих странах.
Однако был в истории института момент некоего затмения, блуждания в потемках.
Тарковский сбил всех с толку!..
По одаренности, по нравственной философии и подходу к киноискусству он действительно был уникальным явлением. Под его влияние попали два-три поколения выпускников ВГИКа. Студенты как будто задались целью стать Тарковскими, педагоги — наплодить новых Тарковских. Главным стало не освоение ремесла и профессии, а выражение на экране «из кожи вон» самого себя.
Не может балерина выразить свое внутреннее «я» на сцене Большого театра или в модерн-балете, если она не прошла «школу», занимаясь по восемь часов в день у балетного станка. Пианист или скрипач не раскроется, если он не упражняется с утра до ночи за инструментом. Именно это — школа, азы ремесла — было упущено при подготовке специалистов.