Без берегов
Шрифт:
– Так и люди на земле, как бескрайнее поле до самого горизонта, конца ему не видно. И в этом огромном бескрайнем поле жизни, есть один маленький колосок, которого зовут Таисия. Его не видно в огромном поле, как в огромном море капельки, как песчинки на берегу огромной реки. Но когда нас много, то мы поле, мы море, мы барханы в пустыне, непобедимая армия, дружная семья, тогда мы сила.
Тася плакала, она прощалась с полем, с колосками, с птичками, летающими над бескрайними полями, с ласковым теплым ветерком, с тишиной, зависшей над полями, со шмелями, бабочками, кузнечиками, стрекозами, и еще
Просто ей было грустно, страшно. Ей совсем уже не хотелось прямо сейчас уезжать в эти сентиментальные минуты. Она и сама не понимала зачем она это делает. Как будто кто-то невидимый схватил ее за шкирку, вытащил из дома. Даже сейчас ее кто-то торопит, толкает в спину, говорит:
– Ну все, хватит эти слезы, сопли, вставай, пошли. Время не ждет, тебе нужно идти только вперед, нас ждут великие дела. Нам нужно мстить в конце концов, ты что забыла, дура.
Любопытство одержало верх над страхом. Ей уже хотелось своими глазами увидеть, как это там в большом городе, как там живут люди. Что это за жизнь там в большом городе
Она уже ехала в автобусе у окна, когда кончились поля и поселки, она смотрела во все глаза, на людей, на диковинные машины, на резные и высокие дома, ей было все интересно, ей нужно было все запомнить.
Вот она уже в большом городе, ходит по улицам большого города. Показывает всем адрес на листочке. Ей объясняют, как доехать. Эмоции радости охватили ее, было столько адреналина, она думала, как же она так долго жила в этих глухих местах, почему раньше не сбежала в этот большой, прекрасный город, где столько много красивых машин, магазинов, людей.
Солнце уже садилось, когда она нашла нужную улицу, нужный дом, где живет ее прекрасный принц. Она присела на скамейку возле дома. Сердце бешено колотилось в груди.
– Неужели я его скоро увижу, загляну в его глубокие, небесные глаза, увижу его улыбку, его плечи, его руки, его лицо. Она сидела такая счастливая, предвкушая будущие счастливые минуты встречи со своим любимым. Ей хотелось плакать от радости и кричать всему миру:
– Я люблю вас люди. Вот этот дом, здесь он живет, каждый день он берется рукой за ручку двери, открывает эти двери, он поднимается по этим ступенькам, касается рукой этих перил. Вот наконец эта дверь, за которой он живет. Сейчас я позвоню в звонок, откроется дверь, и я его увижу, увижу его. Сердце бешено прыгало в груди, казалось, что вот-вот выпрыгнет.
– Что-то страшноватенько стало. Зачем я это делаю? Зачем я вообще приехала сюда? Кто меня звал? Что я тут делаю? Как страшно и стыдно. Словно отрезвев от сильного хмеля Тася пришла в себя. Что делать? Лучше уехать обратно домой. Посмотрела город, посмотрела где он живет, ну и вот и все, и хватит на этом.
Тася стояла у двери, она не решалась надавить на звонок, но и уйти она тоже почему-то не могла, как будто кто-то прибил ее гвоздями к этому месту. За дверями с той стороны было тихо, как будто там никого не было.
– Вот и все и хорошо, позвоню, никто не выйдет, со спокойной совестью поеду обратно домой, к своим любимым полям и просторам.
Внизу послышались шаги поднимающегося человека. Немолодая женщина оглядела Тасю с ног до головы.
– Танечка дома, звоните. Звоните, звоните не бойтесь. Женщина сама подошла и позвонила в звонок.
– Кто там? Послышалось за дверью.
– Танюша тут какая-то девушка стоит у вас под дверью
– Какая еще девушка? Женщина скрылась за соседей дверью. Дверь открылась, на пороге стояла полная, высокая, молодая женщина в обтягивающем трико. Она ела яблоко, был виден небольшой животик. Женщина вызывающе смотрела на Тасю. Потом внезапно обрушила на нее шквал крика, с пеной и остатками еды у рта.
– Ну что? Кто такая? Чего надо? Что молчишь, язык проглотила. Очередная шалава моего мужа? Ты что, не видишь, гнездо уже занято, ты опоздала. Пошла вон, пока я тебе не накостыляла. А если еще придешь, не смотри, что я в положении, на пенках будешь лететь до первого этажа. Что стоишь шары выпучила, проваливай.
Женщина начала толкать Тасю руками и ногами вниз. Чтобы не упасть, она придерживалась руками за перила, спускалась вниз по ступенькам. Тася вышла на улицу, хорошо, что было темно, никто не мог видеть ее слез. Она была просто ошарашена случившимся, зажмурилась, закрыла ладошками уши, стояла так, не смогла сойти с места.
У нее даже не было в голове никаких мыслей, словно ее прибили лопатой по голове и все ее мозги резко вылетели из ее головы. Только ее уши усиленно работали, в них ревел, как горный водопад, грудной, грубый, неприятный крик, как эхо в пустой комнате. Перекликаясь со всех сторон, бьет ее по голове, по плечам, по спине, по лицу, по ногам.
Ей хотелось превратиться в маленькую мышку, залезть в маленькую норку, закопаться, чтобы ничего и никогда этого не слышать. Во рту так пересохло, что было больно шевелить языком. Она увидела плавающий свет от стоящего впереди магазина, свет ослепляет ее и теряется где-то в подсознании и наступает полная темнота.
больница
Утром по палатам идет обход. Главврач, не молодой с седеющими на висках волосами, в сопровождении медсестры подходят к каждой кровати больного.
– Таисия. Таисия, повернитесь.
– Ничего. Ничего, пусть отдыхает.
– Таисия Сергеевна Плугина, поступила к нам вчера в 10 вечера по скорой помощи. Врача вызвали прохожие. Девушка находилась в обмороке. В сумочке нашли документы. Сильное обезвоживание, истощение, нервный срыв, подозрение на беременность.
– Выпишите ей успокоительные, витамины. М-да. Систему ей надо было бы прокапать, но не раньше 2-3 дней, пусть пока отдыхает, по наблюдаем. Пойдемте дальше.
Тася спала и спала, уже три дня и день, и ночь, вставала только покушать и в туалет, снова ложилась и спала. Она не хотела ни с кем ни говорить, ни слушать, ни думать, не вспоминать. Она хотела просто спать и спать, никогда не просыпаться. Она не знала и не хотела знать, какой теперь год, день, месяц, ночь, лето, зима.
А когда она уже не могла больше спать, где-то вдали, или с другой комнаты, словно гром во время грозы, слышала громкий крик женщины, как рокот и скрежет работающего трактора, плач новорожденного ребенка, ей становилось холодно и страшно. Она укрывалась одеялом с головой и тихонько завывала, обливаясь горячими слезами, словно молодая, одинокая волчица, которая отбилась от своей стаи.