Без царя в голове
Шрифт:
— Ой, чо это со мной? — удивилась Люська и лениво зевнула. — Не пьяная, а вроде как Ванькин голос чудится, Нужно молока теплого с медом на ночь выпить, а то не засну.
— Какого молока, еперный театр? — возмутился Иван Люськиной несообразительности. — За тобой сейчас придут и в тюрьму закроют, а ты молока с медом! Бего-о-о-о-м! И не надо никаких тряпок брать, накинь чего-нибудь сверху и одна нога здесь, а другая уже у китайца.
— Ваня, ну там же мужчины, как же я не накрашенная, одетая как пугало, к ним выйду? Как ты себе это представляешь?
Люська
— Хотя, Ванькины шуточки всегда отличались большой глупостью, — тотчас же сообщила сама себе Люська. — Пожалуй молока с медом будет маловато, добавлю-ка я таблеточку снотворного для надежности! Совсем нервы расшалились, — пожалела она сама себя, — вот уже Ванька чудится, так совсем сдурею в девках-то, — тяжко вздохнула она и потрогала осторожно кожу под глазами. — Не заметишь, как морщинки появятся и кому я буду нужна старая и дряхлая?
— Мне будешь нужна, если живая останешься! — с досадой выпалил Иван. — Люся, любимая моя, делай, как говорю, — умолял Иван девушку, — это не твои мысли, тебе не чудится, все на самом деле! Ты поняла?!
— Ты меня правда любишь? В самом деле? Правда, правда? — недоверчиво спросила Люська, словно они в сквере у фонтана обнимаются, а не в час роковой от смерти спасения ищут.
— Правда, правда… — торопливо подтвердил Иван, не скрывая досады в голосе.
— Нет, так нельзя, — надулась Люська, — скажи, что ты меня любишь!
— Люблю!
— Меня?
— Тебя, кого же еще?
— А я не знаю, ты не говоришь, — продолжала дуться Люська. — Неужели так сложно в одном предложении собрать простые вещи: «Люся, я люблю тебя и хочу, чтоб ты стала моей женой!»
— Люблю, хочу, Люся! — выпалил Иван, дико сожалея, что не может просто схватить Люску в охапку и утащить в безопасное место. — Люся, нет времени, потом все по порядку и складно, а сейчас беги ты, ради бога, к Шан Дженю, я тебя умоляю!
Люська вздохнула, подумала о чем-то, еще раз вздохнула и, накинув легкий плащик, вышла из квартиры.
— Но учти, Ваня, память у меня хорошая. Если что-то забудешь, напомню. Не захочешь вспомнить, всю рожу исцарапаю, я тебе…
— Люся! Шагом марш!
— Есть, мой командир! А ты скоро придешь за мной?
— Не знаю, мне еще из заварухи выбраться нужно. Главное жди меня и я приду, все понятно?
— Ну, конечно понятно, я же не дура, Ваня! А как ты это делаешь, где телефон?
Делу время, потехе час, главное в потехе — не получить бы в глаз!
Иван не сразу понял, что его кто-то держит за плечи и о чем-то спрашивает. Разговаривая с Люськой, он закрыл глаза и полностью отрешился от действительности.
— Эй, ты кто такой? — перед
— Здорово, молодцы, — обрадовался он, — как служба?
— Нормально служба, — не поддержали разговор потешные гвардейцы. — Стой, не дергайся. Егор, проверь-ка у него карманы!
— Да вы что сдурели? Я же… — Иван осекся, вспомнив, что в последний раз тех гвардейцев видел в образе царя.
— Не дергайся парень, не вводи в грех, — тряхнул Ивана за плечи напарник Егора.
— Ты, паря, стой смирно, на вопросы отвечай быстро, уйдешь живым и здоровым, — спокойно пояснил Егор, похлопывая по карманам Ивана.
— А чо случилось-то?
— Случилось страшное, — закатив глаза, завопил Петр, а после совершенно спокойно деловито продолжил, — во дворце переворот, всех велено проверять, без документов в каталажку, а буде сопротивление оказано, бить нещадно.
— Сопротивляться будешь? — поинтересовался Егор.
— Не, не буду, — помотал головой Иван.
— Жалко, — вздохнули гвардейцы с явным сожалением. — А то разомнемся? Мы ж в полсилы бить будем, потехи ради.
— Не до потехи, служивые, к царю дело есть срочное! В этих лабиринтах совсем заблудился, в первый раз тут, — Иван смущенно пожал плечами.
— Дело, говоришь? Давай сюда свое дело, передадим! — Егор с Петром переглянулись и как-то подобрались.
Только что стояли увальни потешные, а вот уже и пантеры к прыжку готовые. И не скажешь, на таких глядючи, что всю жизнь в потехах провели. Взгляд цепкий, тело, как пружина стальная, одно неверное движение и выстрелит та пружина в неприятеля, мало не покажется.
— Лично в руки велено, — построжел Иван, сделал шаг назад и собрался внутренне.
Очень ему не хотелось со своими драться, да и не одолеть ему, если честно, двоих здоровых гвардейцев. А использовать новое умение против своих душа не лежала, не враги же, братья-славяне. Только вот мешаются те славяне хуже любого врага, каким чертом их сюда занесло? Черт, если по другому не получается, попробуем осторожненько, помаленьку, с аккуратностью сдвинуть эти препятствия в сторону.
Осторожно протянул он мысленные ниточки к мозгам гвардейцев и словно споткнулся. Не то, чтобы не пустило его в те мозги, вот только чем-то странным и неприятным повеяло. Потек холод через те ниточки к самому Ивану, мысли стали вялыми и мутными, в сон клонить начало.
А растудыть твою в качель, мысленно заорал он, напряг остатки воли и рванул те ниточки. Сон как рукой сняло, потеплело, аж в жар бросило, заметались мысли, как караси щукой пуганные. Ничего себе, что же это за братушки такие? С виду обычные солдаты, а внутри черт какой-то непонятный — черно все и мрачно.
Петр и Егор на глазах менялись: добродушие из них как метлой вымело; в глазах засветилась столь явная угроза, что и слепому видно — сейчас будут бить, и не просто бить, а до смерти. Разом кинулись гвардейцы на Ивана — один в морду бьет, другой в ноги кидается, стреножить пытается.