Без черемухи

Романов Пантелеймон Сергеевич

– - Ну, хорошо, будь по-вашему,-- сказал дядюшка и, встав в своих туфлях с газетой с кресла, отошел от него, в сторону, как он отходил, когда Таня выметала из-под него.

Мы положили на ближний стул свои яблоки, направили у кресла колесики, чтобы оно не забирало в сторону, И покатили.

Дядюшка шел с газетой сзади.

– - Так хорошо будет?
– - спросили мы, поставив кресло боком к печке.

Дядюшка сказал, что хорошо. И мы остались очень довольны.

– - А в шашки сыграть не хотите?

– - На деньги?

– - Да уж как водится.

– - Нет, мы

лучше пойдем погуляем,-- сказали мы, соображая, что он все равно обыграет нас и испортит этим настроение на целый вечер.

– - Ну, как вам угодно,-- сказал дядюшка и принялся за свои дела.

Мы же после обеда пошли в новых валенках гулять и лазить по сугробам. А потом с красными щеками пришли домой, смотреть, как топятся печи и слушать, как шипят и хлопают в них сырые дрова.

Мы втроем -- Таня, Катя и я -- сидели в передней против печки на полу, смотрели на огонь и говорили тихими голосами о том, когда приедут и не пора ли будить дядюшку.

После обеда, когда большие отдыхают и в доме стоит предсумеречная тишина, хорошо бывает пристроиться где-нибудь в укромном местечке и сидеть.

Поговорив около печки, мы встали и пошли обходить все свои уголки.

– - Пойдем посидим за буфетом,-- сказала Катя.

Я ничего не имел против этого. Мы прошли в столовую и присели в уголке за буфетом, притворив за собою дверку. Разговор опять зашел о предстоящем приезде братьев.

– - Ты теперь с мальчиками будешь все время.

Я сказал, что, конечно, с ними, не вертеться же мне около девочек целую жизнь -- и так надоели. И натянул за ушки сапоги, которые мне недавно купили вместо несносных башмаков. Я был постоянно озабочен тем, чтобы голенища не спускались вниз и не делали складок.

– - Мне скучно будет,-- сказала Катя и занялась дыркой, которую нашла у себя на переднике.

– - Отчего же тебе скучно -- ты будешь с девочками,-- сказал я.-- Что ты рвешь, вот крестная задаст тебе.

Катя оставила дырку и, вздохнув, уставилась в одну точку. Она, как никто, была способна по каждому ничтожному поводу впадать в меланхолию. Пухлая, румяная, с красной ленточкой сбоку в золотистых волосах, она была очень мила, в особенности когда на ней, как сейчас, был надет белый передничек; он немного жал ей под мышками, и она все поводила плечом. А чулки с резинками натянулись и открывали пухлую, голую коленку.

Я пересидел себе ногу от сиденья на корточках и хотел принести из гостиной ножную скамеечку крестной, но круглые часы над дверью пробили четыре -- время, когда просыпался дядюшка и приносили самовар.

– - Пора будить,-- сказала Катя.

Мы вышли из-за буфета и пошли будить дядюшку.

Он уже проснулся и, лежа на большой дубовой постели, с высокими полукруглыми спинками, рассматривал свои руки.

В этой спальне тоже все нам знакомо и мило, до последней мелочи: большой темный гардероб с выдвижным нижним ящиком, который всегда пищит, как немазаное колесо, когда его выдвигаешь; оборванное кожаное кресло -- пара к тому, что в зале,-- в которое дядюшка садится, когда надевает сапоги. Висячая этажерка с пыльными книгами и окно в сад, в которое виден угол погреба, куда мы бегаем за

яблоками. На стене около гардероба висит на гвоздике охотничье ружье, на которое мы всегда смотрим с интересом и страхом.

Самое большое удовольствие -- это забраться к дядюшке на постель, пока он еще не вставал, и поболтать с ним до чаю.

– - Ну что, молодцы, приедут наши сегодня?
– - сказал он, увидев нас и продолжая поглаживать свои волосатые руки.

Мы сказали, что приедут, и полезли на постель.

– - Это хорошо,-- сказал дядюшка.-- Ну, что поделывали нынче?

Мы рассказали, что ходили гулять, топили печку, а сейчас сидели за буфетом.

– - Это хорошо,-- сказал опять дядюшка.-- А баню еще не топили?

– - Нет, баню, кажется, завтра будут топить,-- сказали мы.

– - Пойдете мыться?

– - Должно быть, пойдем.

– - С кем же вы пойдете?.

– - Я с мальчиками, Катя -- с девочками.

– - Так,-- сказал дядюшка.-- Это хорошо.

– - Отчего это у тебя такие волосы на руках?
– - спросила Катя, сев на пятки.

– - А у тебя разве нету?

– - Нет,-- сказала Катя.

– - Покажи-ка.

Катя показала ему обе руки ладонями кверху. Дядюшка посмотрел на ее руки.

– - Да, нету,-- сказал он.-- Ведь я от Адама произошел, оттого у меня и волосы.

– - От Адама?
– - спросила Катя.

– - Да.

Мы молчали.

– - А что, самовар подан?

– - Должно быть, подан.

– - Ну, в таком случае надо вставать. Давайте мне сапоги.

Мы подали ему сапоги. Он, сев в кресло, натянул их за ушки на ноги, и, по обыкновению, не подпрятав ушек, встал.

Борода у него была смята на одну сторону, а правая щека и глаз были красны от сна. Потом постояли и посмотрели, как он умывался, широко расставив ноги перед умывальником, фыркая и растирая руками короткую красную шею,-- и пошли в столовую.

На диване у валика дремал старый рябый кот -- наш враг,-- который не понимал никакой игры и на всякое обращение к нему только шипел и царапался лапой наотмашь. Благодаря ему у нас с Катей вечно все руки были изодраны.

Мы накричали на него, натопали ногами и добились того, что он все-таки спрыгнул под стол, а нам очистилась дорога по дивану к окну.

III

Большие, напившись чаю, перешли в гостиную, а мы отправились к Тане. Она принесла с чердака неглаженое белье, захватила из передней жестяную лампу и пошла в зал, чтобы там на просторе развесить белье по стульям и катать его.

Мы пристроились тянуть простыни, взявшись за концы и собрав их сборками в руки.

Одинокая лампа, поставленная под зеркалом, странно освещала большую комнату, оставляя темными углы.

Кончив, Таня уложила белье в корзину, потом сняла башмаки, чтобы не стучать, и мы пошли бегать по залу, а набегавшись, сели втроем в кресло и стали говорить.

– - Давайте потушим лампу,-- сказала Катя.

Мы погасили лампу и сидели некоторое время молча, глядя на полосу света, под косым углом падавшую на пол из двери гостиной и освещавшую угол подзеркального стола.