Без черемухи

Романов Пантелеймон Сергеевич

– - Ну, что же нынче рассказать?
– - сказала она, натянув на себя одеяло.

– - Про немцев,-- сказала Катя.

– - Вечно немцы,-- сказал я,-- лучше про волшебника.

Катя согласилась, но ей почему-то потребовалось сначала узнать его наружность,-- какая у него борода, какие сапоги.

Меня задела эта мелочность, как что-то направленное против меня. Чтобы не слушать этих описаний, я опять залез под подушки и, лежа там, почему-то вспомнил, как Таня смотрела в щелочку на Сережу. Мне стадо досадно, что на меня она так никогда не смотрела; в этом взгляде была какая-то особенная заинтересованность и боязнь. И он на нее смотрел

как-то иначе, чем на всех. В особенности вслед ей, когда она проводила в спальню с чистым бельем на руках и со свечой. Как будто он ждал, что она оглянется на него в дверях. И, правда, она оглянулась.

– - Чудеса!.. что-то тут есть,-- подумал я.

Когда я высунулся из-под подушки, мать уже рассказывала самое интересное. Катина нога зачем-то очутилась на мне.

– - Что ты тут с своими ногами,-- сказал я.

Ответа не было. Она уже спала.

– - Катя спит,-- сказал я.

Для меня это известная история: только начнут рассказывать, не пройдет и минуты, как она уже свернется и спит. А зачем-то подробности потребовались.

За окном была все такая же бурная зимняя ночь. Ветер все так же завывал. И в шуме его, изредка доносимый ветром, слышался редкий, тревожный звон сторожевого колокола.

VI

С приездом братьев и сестер я в первый раз в этом году почувствовал, что очутился в каком-то скверном, промежуточном положении: я не принадлежал ни к кругу мальчиков, ни к кругу девочек.

Казалось бы, я с полным правом мог водить компанию с мальчиками, но по их взглядам я скоро понял, что они только-только терпят меня, и при всякой попытке с моей стороны войти в более тесные сношения проявляют не совсем приятные для меня чувства.

У них все находятся какие-то разговоры, которых мне, бог знает почему, нельзя слушать. Если даже они затевают самую обыкновенную возню, то и здесь я оказываюсь лишним, так как, помогая кому-нибудь одному, начинаю кусать другого. Против этого неизменно восстает даже тот, ради которого я старался.

Катино положение несравненно лучше моего, потому что девочки оказались гораздо сговорчивее. Она, кажется, уже почувствовала, что у меня дела обстоят неважно, и щеголяет передо мною преимуществом своего положения среди старших. И в то же время наблюдает за мной, не останусь ли я с носом. Чувствую, что на этой почве у нас с ней скоро возникнут серьезные недоразумения. В особенности невыгода моего положения сказалась, когда все за два дня до рождества собрались в баню.

Обыкновенно в баню нас вместе с Катей брали сестры. И я, не подозревая для себя никакой неприятности, пошел в комнату девочек распытать, скоро ли мы пойдем.

Когда я вошел туда, Катя была уже там. Она посмотрела на меня с таким видом, как будто я пришел отнимать какую-то ее собственность. И сейчас же повернулась ко мне спиной.

Остальные на меня сначала не обратили внимания. Но тут Соня стала переодеваться в баню и, оглянувшись на меня, сказала:

– - Ты что торчишь. Иди отсюда, ты уже не маленький. Стыдно смотреть, когда сестры переодеваются.

Меня выставили.

Сначала я обиделся, хотел им показать язык. В особенности при виде Кати, которая явно торжествовала. Потом вдруг сообразил, что дела вовсе не так плохи, если меня соблаговолили причислить к большим, и вышел даже с некоторым достоинством.

– - Это новость,-- сказал я себе почему-то вслух а прошелся по зале. Приподнявшись на цыпочки,

посмотрел на себя в зеркало, чтобы узнать, не видно ли признаков, по которым они отнесли меня к большим. Но признаков я никаких не увидел.

– - Значит, все-таки что-нибудь есть,-- сказал я сам себе шепотом, отходя от зеркала.

Я направился в комнату мальчиков. Хотел было спросить, с ними ли я пойду. Но решив, что при теперешнем положении дел это подразумевается само собою, переменил намерение. Когда я вошел, братья, раскрыв чемоданы, сидели около них на корточках, доставали для бани белье и кстати разбирали вещи.

Я с видом своего человека тоже присел около них на корточки. Сережа перелистывал какую-то книгу, говорил о женщинах и совал Ване под нос какие-то картинки. Ваня, всегда скромный и застенчивый, с досадой отвертывался и просил не показывать ему таких мерзостей. И потом добавил, что вообще не мешает быть осторожнее, так как в комнате есть кое-кто лишний. Я с удивлением оглянулся, чтобы узнать, кто это лишний забрался сюда, но никого не увидел.

Потом я, заметив на дне Сережиного чемодана книжку, похожую на ту, которую он показывал Ване, выудил ее оттуда и хотел тут же пробежать ее от нечего делать. Но Сережа почти испуганно вырвал ее у меня из рук.

– - Что ты суешь свой нос, куда не следует? Нечего тебе тут торчать. И вообще ты еще мал, уходи отсюда.

Он встал, повернул меня лицом к двери и слегка толкнул пальцем в плечо.

Меня выставили и отсюда. От неловкости я скорчил рожу и, согнув голову, пошел в коридор. Там я постоял немного, обдумывая свое положение, потом присел у замочной щелки. Хотел назло подсматривать, но изнутри был вложен ключ, и я ничего не увидел.

– - Хорошо еще, что Катерина не видела,-- сказал я, испуганно оглянувшись по сторонам.-- Что же это значит: уходи отсюда, ты уж не маленький... убирайся отсюда, ты еще мал,-- говорил я про себя. То маленький, то большой -- ничего не понимаю.

Теперь возникал практический вопрос: с кем же я пойду в баню -- с мальчиками или с девочками. И не ожидает ли меня здесь какой-нибудь грандиозный скандал на радость К_а_т_ь_к_е.

Раздумывая над этим, я пошел в спальню к дядюшке, где была крестная, чтобы как-нибудь выяснить этот деликатный вопрос. Но вслед за мной прибежала и Катя. Мне поневоле пришлось отложить свои справки и притвориться беззаботным.

Дядюшка, сидя в спальне в кресле, у постели, кряхтя переменял туфли на сапоги, чтобы идти в баню. Несмотря на то, что самовар был уже подан, он по своему обыкновению отказался пить чай, так как любил это делать после бани. Крестная стояла перед выдвинутыми ящиками комода и доставала белье.

– - Только уж, пожалуйста, ничего не забывайте,-- сказал дядюшка,-- а то будете опять присылать с женским полом то мыло, то мочалку, а дам нам вовсе не нужно.

Крестная ничего на это не ответила и только, немного погодя, сказала:

– - А вы вот не извольте поддавать там до сорока градусов.

– - Это уж наше дело,-- сказал дядюшка, отвечая крестной, но глядя на меня.

– - А что Михалыч придет в баню?

– - Пришел твой Михалыч.

Захар Михалыч -- это наш с Катей большой приятель. Он всегда, когда приходит, приносит нам пряников и конфет. Мы собираем от них бумажки с картинками и оклеиваем ими внутреннюю часть крышки большого сундука в спальне. Ходит он зимой в высокой барашковой шапке и овчинном полушубке, сзади из воротника у него всегда торчит ремешок вешалки.