Без чувств

Джокер Ольга

— Алкоголики всегда идут в отрицание и не признают зависимость, — усмехается Ратмир. — Задумайся.

Не вижу, но уверена наверняка – подруга багровеет от злости. По крайней мере, дышит чаще. И бокал отставляет в сторону. Не то готовясь к нападению, не то чтобы не переломить тонкую ножку.

— Боже… Тебе не дают, что ли? Почему такой неудовлетворённый жизнью?

Мир не отвечает. Подходит к борту, быстро отталкивается и погружается под воду, оставляя после себя множество брызг на волосах и теле.

— Вот мудак, — заключает

Янка, и, обернувшись, обращается ко мне: – Веришь или нет – я от души сочувствую его будущей жене.

Глава 44

***

— Костян обещал, что задобрит Онищенко, но сделал только хуже, — размышляет Янка, жуя клубнику. — Сомневаюсь, что я теперь вообще сдам предмет хотя бы на средний балл. Скорее всего, пролечу. Как подумаю, что придётся обратиться к отцу, становится дурно. Он на меня надеялся, понимаешь?

Я киваю и с трудом отвожу взгляд от широкой спины Ратмира, устанавливая зрительный контакт с подругой. С появлением третьего у бассейна — разговор не ладится. Я стараюсь ловить суть, но она упрямо ускользает от меня.

— Сдашь. Все будет хорошо. До экзамена ещё неделя.

Утешение слабое, но это всё, на что я способна в данный момент. О каком контроле и нейтралитете может идти речь, когда в присутствии Мира разум плывёт, а сердце бьется, что есть мочи, не сбавляя ритм ни на секунду?

— Кажется, Евгений Александрович стал ещё более злым. Как думаешь, он взятки берёт?

Ратмир выныривает на противоположной стороне бассейна, привлекая внимание. Подтягивается на руках, вылезает из воды и подходит к окну, осматривая задний двор. А я — его. Особенно то, как короткие плавательные шорты облепили крепкие ягодицы.

— Мне кажется нет, Ян. Со взятками в нашем вузе стремно. Но ты можешь спросить у брата — он за годы обучения знает куда больше, чем мы.

Подруга продолжает чисто теоретически рассуждать, какого максимума могла бы достигнуть цена решения вопроса с экзаменом и доходит до фантастического. Ей сложно. Как бы я ни пыталась помочь с задачами — Янка не тянет. Не потому, что не хочет… Она больше гуманитарий, чем технарь.

— Я уже думала: может предложить Онищенку себя, Даш?

Идея рисковая и отчаянная. Я прыскаю от смеха, перебирая ногами под водой.

— Ты, конечно, у меня красавица, Ян, но у Евгения Александровича поблескивает кольцо на безымянном пальце. Жена, детишки, все дела.

Подруга тянется за бутылкой просекко и пополняет бокалы. Я делаю глоток, перекатывая во рту сладкий фруктовый вкус.

— Ой, можно подумать, что кого-то когда-то это останавливало.

— Нет, но у Онищенко все соцсети завалены снимками семьи. Хотел бы брать взятки телом — вёл бы себя по-другому.

— Знала я одну девушку, для которой трахнуться с примерным семьянином было делом всей жизни…

Янка осекается, когда слышит звонок мобильного телефона. Ругаясь вполголоса, поднимается на ноги и направляется к шезлонгу, чтобы ответить.

— Да, привет. И я тебя, пап. Немного занята. Это срочно? Ноут наверху, а я расслабляюсь на цокольном. Ладно-о. Подожди пару минут — когда буду на месте, то перенаберу.

Накидывает на плечи халат, оборачивается ко мне:

— Даш, я скоро подойду. Папа попросил отправить ему какие-то доки по электронной почте.

Как только подруга выходит за дверь, на противоположном краю бассейна слышится всплеск.

Мир погружается под воду и быстро гребёт, перебирая руками.

У меня душа уходит в пятки от предстоящей встречи глаза в глаза. И от разговора, который всенепременно состоится.

Мы друг друга обидели. Не сумели вовремя остановиться. Вспыхнули быстро, потому что пока не научились подбирать слова и усмирять эмоции. Впредь нужно быть аккуратнее.

Ратмир выныривает недалеко от меня, выравнивается в полный почти двухметровый рост, и убирает ладонями бегущие капли воды с лица.

Вскинув непроницаемый взгляд, долго смотрит, а я никак не могу отмереть — настолько сильно взволнована.

Вдруг это всё? Конец? Что, если не помиримся?

Настроение швыряет в далекий минус. И так надрывно тянет за грудной клеткой, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Привет.

Мир приходит в себя первым. Здоровается, слегка склонив голову набок. На лице ни тени улыбки, а я уже успела привыкнуть к озорным ямочкам на щеках.

— Привет, — эхом отвечаю.

При этом растеряно блуждаю глазами по лицу, шее, плечам и часто вздымающейся грудной клетке.

Напряжение в помещении активно сгущается.

Хочется уже разогнаться и сорваться в бездну, но не одной, а с ним за руку.

У нас непростая завязка. Если разобрать по крупицам, то малооптимистичная. С такими исходными данными проще было бы продолжать друг друга ненавидеть, но светлые чувства взяли верх и, будто бы, победили. Буду верить, что окончательно и навсегда.

Упираюсь ладонями в плитку, смотрю на воду. Мир назвал мою мать блядующей кукушкой. Меня не на шутку зацепило. Это грубо и жестоко. Всё, что она делала последние годы — это старалась нормализовать нашу жизнь любыми возможными способами.

Да, отдала меня на воспитание бабушке. Да, связалась с женатым. Но кто бы так не поступил? Тот, кто не был в её шкуре?

Ратмир прижимается грудной клеткой к моим коленям и неожиданно опускает голову на ноги.

— Прости.

Простое, но важное слово проходят острым ножом по сердцу. Отчего-то больно и нестерпимо хорошо.

Глажу мокрые короткие волосы. С удовольствием перебираю их подушечками пальцев. Глупо улыбаюсь.

Не думаю, что Мир резко изменил отношение к моей матери за сутки, но это и не обязательно. Главное, уважать друг друга. И уметь прикусывать язык в пиковые моменты, чтобы потом не пожалеть.