Без любви жить нельзя. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
Анна Вячеславна в свои «под девяносто» была прекрасной рассказчицей. Я любила слушать правильную, чистую русскую речь потомственной дворянки, которую ей удалось сохранить во всех путях своих; вряд ли теперь правильно передам ее на бумаге… Рассказы моей соседки всегда походили на маленький спектакль: были важны и ее акценты, и выражение милого морщинистого лица, и чудесная улыбка, и печать старческой мудрости во всем ее облике…
Молодость Анны Вячеславны прошла на Украине, в Золотоноше, о которой она могла вспоминать часами. В жизни не слыхала про Золотоношу, но благодаря рассказам соседки этот маленький городок возвысился в моих глазах до полулегендарного. Начнем с того, что он существовал уже во времена Киевской Руси. О происхождении нежного названия Зо-ло-то-но-ша сложено много легенд, разумеется, связанных с золотом, которое здесь прятали. То татары —
Казаки и крестьяне Золотоноши бились с французами в 1812-м. В городе было даже сформировано крестьянское ополчение Золотоношского уезда.
— Господи! Анна Вячеславна, ну откуда вы все это знаете?
— Ну как же, Наташенька, — удивлялась Анна Вячеславна. — Я ведь в гимназии училась. У нас прекрасно, прекрасно преподавали отечественную историю. Это очень важно для молодого человека. Если он не узнает своей истории — он не сможет любить то место, где живет… Ах, какая чудесная жизнь была в Золотоноше… Какой это был уютный городок… Когда мы туда приехали, там, знаете, так поднялась промышленность, — она в восторге складывала свои аккуратные ладошки у груди. — Открылись чугунолитейный и кирпичный заводы. Работал завод газовых и фруктовых вод, детишкам выносили в полдень — прямо к воротам целые бачки необыкновенно вкусных газированных соков. Такие, знаете, фундыки-мундыки. Да… Еще был уксусный заводик, и одна наша гимназистка из старшего класса отравилась уксусом от «нераздэленной» любви. Какая глупая девочка. Только желудок испортила. Начальница гимназии так переживала, неужели она не могла подумать о ней… Мы жили у маслобойни, а чуть дальше крупорушка шумела. С одного холма были видны все четыре мельницы. Они так весело крутились… Ах, если бы не война…
— Что такое крупорушка? — перебила я.
— Ну как же… Крупу дробили: грешневую, ячмень, пшеничку. Золотоноша была культурным центром, да, да… не улыбайтесь. Несколько церквей, а рядом с Золотоношей был большой монастырь, Покровский… нет, кажется, Красногорский. Говорили, что его основал какой-то монах из Константинополя, которому Богородица повелела отправиться на Русь и указала место возле Золотоноши, в горе. И что же вы думаете? Другой бы и не почесался, а этот герой пошел и дошел. Выкопал пещеру и стал в ней жить. Золотоношская ребятня часто лазала по холмам возле монастыря, искала ту пещеру. Все, помню, тогда очень хвалили игумению Нонну, при ней чуть не тысяча монахинь стало. Представьте себе, деточка, на десять тысяч жителей в Золотоноше существовали женская и мужская гимназии, не каждый город может похвастаться! Еще сельскохозяйственная школа. Я чуть не пошла по этой линии, знаете ли. Была бы не хорошим бухгалтэром, а плохим зоовэтэринаром. А театр… С этого-то прекрасного местного театра началась карьера моей кузины Наташи Ужвий… Она очень известной артисткой стала… Народную дали. Потом три Сталинских премии получила, четыре ордена Ленина. Ах, как я ей горжусь, деточка, как горжусь. В Киеве улица ее имени есть и, кажется, еще в Харькове. А вы, Наташенька, смотрели кинофильм «Бриллиантовая рука» и другой еще… «Кавказская пленница». Такие кинокомэдии удивительные…
— Кто же их не смотрел, Анна Вячеславна… Сто раз!
— Да, да, — радовалась она. — Вы знаете, сценарист этих кинокомэдий Яков Костюковский родился в Золотоноше, кажется, в двадцать втором или двадцать первом году. Я его родителей знала, тоже очень веселые люди были. Золотоноша была очень культурным центром, даже представить невозможно.
Молодость незлопамятна… Она пришлась у Анны Вячеславны на самые тяжелые годы двадцатого века, но в ее душе остались только светлые воспоминания. Может, конечно, это зависит от человека…
К Золотоноше Анну Вячеславну прибил повеявший еще до революции ветер страшных перемен. Ее семья жила на Волыни, граничащей с Галицией. В самом начале Первой мировой территория Галиции стала театром военных действий. Множество подданных Российской империи стали беженцами, устремившимися в глубь России, подальше от войны. Анна Вячеславна всегда подчеркивала, что ее семье повезло оказаться в «первой волне». Через год родной городок на целых пять лет был занят оккупационными немецкими, австро-венгерскими и польскими войсками и тогда уже начался массовый исход населения на восток.
Бросив дома, две семьи — матери Анны Вячеславны и ее сестры, которые на двоих имели тринадцать душ детей, погрузили свой скарб на две открытые платформы и поехали, не ведая куда, — куда поезд повезет. Была осень 1914 года. Через несколько дней пути начался проливной дождь, и они решили остаться на той станции, где стоял локомотив. Это и была Золотоноша. Без лишних разговоров начальник станции разрешил им занести вещи в небольшой зал ожидания, а маленьких детей с матерями устроил на ночь в своем доме. Назавтра они пошли просить помощи. Куда? Конечно, в церковь. Через несколько дней двум семействам безвозмездно подыскали небольшой домик на окраине. С него и началось обустройство жизни в Золотоноше. Анна Вячеславна рассказывала невероятные для наших дней вещи. Дочка священника в течение целого года привозила в колясочке с другого конца городка обед из трех блюд и ужин для двух семей беженцев из семнадцати человек.
Анюте, которая получала домашнее образование, в это время было тринадцать лет. Золотоношская гимназия притягивала ее словно магнит. Некоторое время ей удавалось пробираться на занятия в классы: она садилась на «камчатке», а то и пряталась под партой. Однажды ее выгнал из класса учитель латинского языка, подумав, что она не выучила урока. А латыни Анюта совсем не знала. Она вышла в рекреацию и, потеряв бдительность, расплакалась у окна. К ней незаметно подошла начальница гимназии и стала допрашивать, в чем дело. Тут всё и выяснилось.
— Вы не имеете права здесь учиться, потому что вы не учились в гимназии, — строго сказала начальница.
— Но я хочу учиться, — плакала Анюта.
— Знаете, милочка, если все будут учиться в гимназии, некому будет полы мыть.
— Пусть моют те, кто не хочет учиться, а я очень хочу… — твердо ответила девочка. — Мама меня больше не может учить, у нее на руках еще трое детей и младенец.
Ответ начальнице понравился. Она проэкзаменовала девочку-беженку и приняла в гимназию на казенный счет. Латынь Анюте она преподавала сама.
Спустя несколько недель начальница вызвала ее к себе в кабинет и объявила, что договорилась с хозяином маслобойни и богатым купцом: у них на дому Анюта будет заниматься с неуспевающими дочками-гимназистками по арифметике, истории и русскому языку. Ее должны были кормить и платить назначенную начальницей сумму. Почти каждый день Анюта пешком вышагивала версты в противоположные концы города к своим подопечным, успевая еще учиться в гимназии. В течение нескольких месяцев репетиторство было единственным весомым заработком для обеих семей беженцев.
— У моей дорогой начальницы был твердый взгляд на задачу жизни. И знаете какой? Как можно больше отдавать времени, сил и работы для исполнения своего долга. Она постоянно внушала гимназисткам эту мысль о долге, об их нравственном долге хорошо учиться, заниматься серьезным чтением, помогать своим младшим братьям и сестрам, только не предаваться праздности и глупым развлечениям… — более семидесяти лет Анна Вячеславна помнила завет своей «обожаемой» начальницы. — Однажды я прямо в гимназии упала в обморок от переутомления. Начальница попросила перенести меня к себе в кабинет и положить на страшный для гимназисток кожаный диванчик. На него она всегда сажала провинившихся для разговора. Я, представьте, никак не могла на этом диванчике прийти в себя и успокоиться. Начальница — какая была тонкая натура — заметила это, позвали извозчика, и меня отвезли домой. Она велела мне десять дней не появляться в гимназии, отдыхать. А назавтра к нам привезли мешок сахара. Вы не представляете, что значил в те годы целый мешок сахара… Нет, вы этого, конечно, не представляете! Знаете, что я скажу, деточка… если бы не начальница гимназии, мы бы не выжили. А у нас никто не умер, никто… — Она устало прикрыла глаза: наговорилась.