Без маски
Шрифт:
– Что? – Выдохнул я.
– Да, – усмехнулась мама. – Неприятно, правда? Но у Оливии есть такое понятие, как мораль и достоинство. А у тебя её нет. Она любила, а ты играл. Она предлагала тебе себя всю без остатка, а ты посмеялся. Она защищала тебя, дурака. Маргарет ей проговорилась, и она поругалась с Хью. Поэтому она не ночевала дома, поэтому дала тебе новый шанс. Она пыталась уберечь тебя от правды, чтобы ты не пережил боль, чтобы хоть как-то смягчить удар. Об этом шёл разговор в её спальне, а не о том, что ты себе надумал. Она боялась в первую очередь за тебя, а не за кого-то ещё. А ты не понял, потому что не любил. Оливия единственная могла быть с тобой, ни одна больше не вытерпит твоего
– Она никогда не защищала меня. Меня никто не защищал! Она не любила, и она, блять, спорила на меня! – Вырвал я из монолога самые болезненные вещи, мозг отказывался принимать услышанное.
– Открой глаза, Гранд, – резко сказала мама. – Открой их и осмотрись. Что ты видишь? Пустоту, мрак и одиночество. Верно? А теперь вспомни, как этот дом выглядел для тебя, когда она была здесь. Тогда ты почувствуешь разницу, потому что ты сам знаешь, что я права. Но уже поздно, слишком поздно что-то менять.
– Я… – замялся я и облизал пересохшие губы. – Я доверял ей, а она предала меня!
– Ты постоянно повторяешь слово «предала». Потому что это твой грех, а не её. Ты пытаешься обосновать свою трусость, но для неё нет оправданий. Оливия взяла со всех обещание, что никто никогда не заговорит о тебе, и все забудут об этом. Только никто не забудет. У всех перед глазами будет стоять та отвратительная сцена, когда она уговаривала тебя, наплевав на гордость, потому что ты был для неё родным. Каждый из нас понимал, смотря на этот спектакль, что её слова остались в ночи. До тебя не дошло, что единственный человек, которому ты был нужен, это она. Та девочка, которую ты унижал уйму раз, пользовался ей и тайно любил. Но от любви до ненависти один шаг, и ты сделал его. Я могу заверить тебя, что она до сих пор любит тебя и будет это делать. Прошла через это с Хью, и я не хотела для тебя такой участи. Но ты выбрал свой путь, не стану тебе мешать, однако, и молчать тоже не буду. Ты считаешь, что сейчас главное – это та давняя история, но нет. Ты снова ошибаешься, сейчас главное, кем ты стал, Гранд. Кем ты будешь завтра, когда до тебя дойдут мои слова и вся ярость спадёт? Когда ты, наконец-то, поймёшь всё. Поймёшь, какую глупость ты совершил. И никто не поможет, друзья от тебя отвернулись, как и я. Мы вывезли все наши вещи из этого дома, который ты купил. А теперь вспомни, почему ты так его захотел? Не из-за моей просьбы, я лишь показала. Потому что ты подсознательно желал жить тут с ней. И про сад я помню, когда ты болел, в бреду ты говорил об этом и встречах в ночи с Оливией. Но всё рухнуло, ничего больше нет. И ты остаёшься здесь один. Я не знаю, как до тебя достучаться. Больше не знаю.
– Но я твой сын, – прошептал я.
– Да, и я сочувствую себе, – горько вздохнула мама. – И ещё одно тебе на раздумья. На свадьбе ты встал позади Оливии. Почему? Ты держался из последних сил, но стоял и смотрел на всё. Она твой кнут. Мне очень жаль, что твоя история окончилась на этой ноте. Прощай, Гранд. В ближайшее время не желаю тебя видеть. Я не знаю, когда уйдёт боль из груди. Но видеть тебя не хочу.
Стоял в шоке, пока она развернулась и ушла. Послышался хлопок входной двери. И я понял, что эта тишина вокруг меня означает одиночество. Разом навалилась, и меня как будто ударили сильно голове, и её повело. Оглушённый своим отчаянием и паникой, испугался. Это до одурения страшно понять и всё разом.
– Мама! – Закричал я, осматриваясь.
Нет. Это невозможно! Такое, блять, не может быть со мной! Только не со мной!
Я развернулся и выбежал в холл. Пуст. Столовая. То же самое.
– Ливи, – по щекам покатились слезы. Мой голос раздавался от стен и бил меня. И я, шатаясь, выскочил из столовой и ринулся наверх.
Открыв дверь спальни, включил свет и, озираясь, начал искать хоть одно подтверждение, что она тут. Она сейчас приедет. Холодные белые стены.
До моего затуманенного мозга дошло, что я один. Блять, я совершенно один. Боль скрутила настолько сильно и разрывала внутри когтями, из-за чего осел на пол и завыл от чувств, обнимая себя руками, причиняя себе почти физическую боль. Виноват. Полный мудак. Не могу быть больше один. Устал от этого. Я брошен и забыт.
– Ты обещала! – Заорал я. – Обещала!
Но нет ответа, только слова над постелью… нашей постелью усмехались над моим горем.
«Укради моё сердце этой ночью», – гласили они. Она украла и уехала, забрала его с собой.
Горечь внутри и осознание потери встали на первый план. Нет больше воздуха, нет желания двигаться. А только осознавать свою печаль на сердце и задохнуться в ней. Но ведь никто не хотел меня понять… кроме неё. Гордость разбилась вдребезги. Хотелось со всего размаха выпрыгнуть в окно и подохнуть от тяжести внутри.
Один. Один. Никому не нужный медвежонок Гранд, не понимающий, в каком гадком мире он проснулся, и что делать ему дальше. Как чертовски гадко его подставили, а он никогда не научится доверять, даже если любит.
Но тело знало лучше, заставляя встать и начать переворачивать всё вверх дном, стараясь найти хоть какую-то подсказку. Должна была оставить. Должна.
Разорванные листы сложил воедино, и боль снова пронзило всё тело. Оставила. Прошлое. Сжимая в руках это последнее, что от неё у меня сохранилось, я просто скулил от невыносимых терзаний. Хотелось орать во всю глотку, звать на помощь. Только никто не придёт.
Но разум тоже знал, что делать и повелевал руками, чтобы достать из кармана джинсов телефон и набрать номер.
– Да, Кин, неужели соскучился? Или на свадьбу зовёшь? – Съязвил абонент. Ничего не смог сказать, только пытался отдышаться.
– Гранд, что за херня? Ты что там ревёшь? Что случилось? – Уже обеспокоенный голос раздался в трубке.
– Блять, Рита, я один, – глотая комки в горле, выдавил из себя. – Я всё испортил… отец мёртв… мать бросила. Она предала меня… нет… я мудак. Не знаю, как дальше… хочется подохнуть.
– Так, а ну-ка взять себя в руки, – рявкнула подруга, а это ещё хуже. Ведь понимаешь, что ты мужик, а сейчас воешь, как маленькая девочка, и растираешь сопли по лицу и продолжаешь выть.
– Ты где? – Спросила она.
– Там же.
– Сейчас буду, сиди на месте, – моментально ответила Рита, и раздались гудки.
Они бьют по воспалённому мозгу. Больше ничего не осталось, только разгром вокруг. Но ты не желаешь уходить отсюда, ты желаешь забыться и продолжить жалеть себя. Ведь ты только сейчас понял всю свою жизнь. И какой кусок говна вырастила твоя мать. Самобичевание – это единственное, что ты умеешь делать. И это никогда не уйдёт, оно останется с тобой.
– Вот это я понимаю – приплыли, – раздался голос от двери, и я поднял голову. Сквозь туман разглядел знакомую фигуру. Хоть она.
– А теперь твой психотерапевт весь во внимании, – серьёзно произнесла она и села рядом.
И я начинаю всё с самого начала, хотя голос дрожит и иногда срывается на крик, а потом на постыдный сиплый стон. Сдержанность явно не мой конёк, в небесной канцелярии меня наградили только идиотизмом, и всё. Суки!
– Охренеть, вот я только оставила тебя, и ты влип, парень, – охнула Рита и выдохнула, сложив губы трубочкой.