Без очереди в рай
Шрифт:
– Да, забавно… – Казалось, Эдичка опять пребывал в некоем своем, особом измерении. – А у меня вот есть – я говорю о поводе. – Он опять помедлил и к чему-то словно бы прислушался. – Знаешь, Яна, я непременно должен… то есть нет, не должен… то есть я просто хочу тебе сказать – я опять влюбился!
– С чем вас и поздравляю! Позволь узнать – в кого? – не сдержала, в общем-то, естественного любопытства Яна, с веселой откровенностью добавив про себя: «Интересно, и кто ж эта несчастная?»
– Э-э… в тебя.
– Как, опять?! Спасибо, дорогой, только этого мне недоставало! – Янина непосредственность стоила ее неделикатности. – Стоп, Эдичка, проехали, билет в один конец, здесь одностороннее движение, – решительно
– Яна, подожди, мне нужно с тобой поговорить, это очень важно, – неожиданно Эдичка запнулся, – хотя, пожалуй, нет… то есть да… нет, важно, разумеется, но я не то сказал… – Он опять споткнулся, – нет, не то… наверно, всё неправильно… Да, а как тебе сегодняшние разговорчики? – ни к селу ни к городу поинтересовался он.
– Никак, – ответила она, несколько, признаться, озадаченная столь резким перескоком, – никак… бред оф сивый кэйбл, у народа мозги набекрень, делать людям нечего. – Яна не стала уточнять, что это же относится и к Эдичке. – Вздор, по-моему, не вяжутся концы, на поверку ерундой окажется. Ты же о маньяке спрашивал?
– Да, наверное…
– Вот и я о том, – «наверное» Яна пропустила, – кто б был против, я не возражаю, но только без меня. По мне оно – прикол для праздной публики, свежий повод болтовню болтать и базар базарить. Будто сам не знаешь, как у нас базары затеваются: всё равно о чем, лишь бы языками зацепиться. Любая нелепица сойдет, а там… а там как в анекдоте, – пригодился ей излюбленный забелинский зачин. – Ты про ежика и медвежонка слышал? Очень просто. Встретились в лесу ежик с медвежонком: «Здравствуй, ежик!» – «Здравствуй, медвежонок!» – именно вот так, слово за слово, шутка за шутку, ежик и получил по морде… Проще некуда; вот и весь маньяк!
– Пожалуй… – Эдик отчего-то болезненно поморщился. – Не смешно, но точно… жалко ежика… – Он опять как будто бы забыл, к чему он это начал. – Конечно, ты права, концы с концами у людей не сходятся. Если бы так просто… Да, кстати, с Алисой ты полегче – стерва та еще, психопатка полная. – Хазаров спохватился: – Послушай, всё-таки я должен с тобой поговорить…
– Эдичка, не надо.
– Подожди, всё это серьезно…
– Эдичка!
– Яна, ты не понимаешь…
– Эдичка!!
Она уже закончила монтаж и стояла около машины. Яна лихорадочно искала способ эту лишнюю и в чем-то даже душную сцену спустить на тормозах, переключить Эдичку на что-нибудь другое – шарила какой-нибудь предлог, по возможности не чересчур обидный, неожиданную реплику, что-либо еще. К сожалению, кроме набившего оскомину маньяка, в голову ничего не приходило, к тому же вся эта сомнительная тема была вроде бы исчерпана. «Вот и весь маньяк, – сама себя передразнила Яна. – Очень жаль, что – весь, слишком быстро кончился, – как бы в скобочках подумала она, – лучше уж маньяк, чем влюбленный Эдичка, раз влюбленный Эдичка хуже, чем маньяк!» Очевидно, в результате не слишком вразумительного, нервного и утомительного объяснения в любви Яну тоже мал-мала заклинило…
(А что ей стоило тогда поговорить?)
Из двух известных зол Яну снова выручило третье. В самом деле, еще бы хоть чуть-чуть, и Эдичку пришлось бы жестоко окорачивать. Ситуация зрела, как фурункул, и вот-вот могла прорваться неприличностью – но по живому резать не пришлось. К припаркованному рядом с «неотложным» транспортом представительному «мерседесу» (к чему еще? ноблесс оближ, хоть и пошловато) в сопровождении двух молодых людей подошел Басмаев. С бодигардами Яна не так давно встречалась – кто-то Гарик, кто-то Стасик, кто есть кто не помнила, вприглядку так сойдет. Завидя посторонних, Эдичка умолк, а Яна вежливо со всеми поздоровалась – с охраной просто, с боссом как бы обозначив уважение. Басмаев ей приветливо кивнул, на Хазарова
Интермедия не заняла и одной минуты.
Машина уехала, Эдичка задумчиво молчал.
– Вы знакомы с ним? – спросил он наконец, и в его голосе прозвучало нечто непонятное, подозрительное, более всего похожее на ревность, до крайности Яне неприятное.
– С Басмаевым? Немного, – сухо ответила она. – По делу в основном, кое в чем у нас что-то вроде общих интересов. – Яна о своих каратеистских подвигах по давным-давно укоренившейся привычке не распространялась. – Тебя что-то смущает? – суше прежнего заметила она.
– Да… нет, не в этом дело… послушай, мне пора. – К сегодняшним Эдичкиным перескокам (сиречь заскокам) Яна как будто притерпелась, но очередной ее настолько озадачил, насколько, впрочем же, вызвал облегчение. – В другой раз… как-нибудь потом поговорим, когда-нибудь… увидимся еще. – Он криво улыбнулся. – Я пойду. – Эдичка действительно пошел, сделал шаг и на ровном месте оступился. – Что такое не везет! Черт, как по заказу… – Он с осторожностью попробовала наступить на подвернувшуюся ногу. – Вроде ничего, растянул немного… До свадьбы заживет… Ладно, я пошел, потом поговорим, еще увидимся…
Он опять странно улыбнулся – так, словно бы болезненно поморщился, – и теперь действительно пошел. Нелепый Эдичка!
Яна против воли задержалась, провожая Эдичку недоумевающим, встревоженным, удивленным взглядом. Что-то шевельнулась в ней, когда он тяжело, будто против ветра, хромал к своему копеечному «жигуленку» – сутулый, дерганый, изломанный какой-то, словно бы запутавшийся весь, как потертая марионетка в ниточках. Что – жалость, сожаление?
Вряд ли сожаление – во всяком случае, сожалеть о бывшем, следовательно – сбывшемся, Яна не хотела. Хорошо, что было; хорошо, что было хорошо. Эдик спрашивал, помнит ли она, как они когда-то познакомились. Яна помнила – просто познакомились, вместе учились в Медицинском университете. Общаться они начали курсе на втором, может быть – на третьем. Эдик был парнем спокойным и улыбчивым, внешне довольно привлекательным, на деле отзывчивым и доброжелательным. Вообще он Яне нравился, Эдик тоже ей симпатизировал – но тоже так, вообще, и ничуть не больше.
Впрочем, даже и такая неявная симпатия в безалаберные студенческие годы запросто могла бы обернуться мимолетной связью, – почему бы нет? – но как-то не сложилось. Неожиданно Эдик потерял отца (он рос без матери), унаследовал двухкомнатную «хрущевку» (в Купчине, кстати говоря) и столь же неожиданно женился. Брак был заключен скоропалительно, как скоропостижно его избранницей стала однокурсница по имени Наталия, и была она родом из какого-то Урюпинска, Жмеринки, Житомира, непринципиально. Тот очевидный факт, что Наталия выходила замуж за квартиру, Эдичка осознал только лишь тогда, когда вместе с ним в его крошечной «хрущобе» оказалась прописана и теща. Немного погодя тещу наполовину парализовало. Детей они не завели.
Окончив университет, Яна потеряла Эдичку из виду, но год спустя судьба свела их на этой «неотложке». На отделении оба доктора были новичками, это тоже их невольно сблизило. Воскресшая студенческая симпатия окрепла и вполне закономерно и естественно переросла в роман – роман служебный, необременительный, исключительным накалом неотмеченный. Никаких далеко идущих перспектив связь их не имела, по крайней мере Яне перспективы были не нужны. Да и Эдичка не смог бы развестись, не потеряв квартиру, но главное – по сути он один содержал семью, отличаясь в данном отношении упертой, возможно, превратно понимаемой порядочностью. Таким образом роман сошел на нет, правых-виноватых в этом не было; точно так же, как и начались, отношения естественно закончились.